Невеселые уроки

К чему приведет Челябинск протестная активность молодежи

АиФ — Челябинск

Первый (и пока последний) раз мне досталось тогда еще милицейской дубинкой по спине почти 28 лет назад, поздним летом 1990 года.

Поздним летним вечером я, 13-летний мальчуган, возвращался домой из двора в полутора кварталах от моей 14-этажки, где заигрался в футбол с такими же как я пацанами. Проходя по улице Володарского мимо здания молочной кухни (сейчас это супермаркет одной из торговых сетей), я услышал за спиной шум милицейского УАЗика. Из него выскакивал страж порядка и бегом мчался ко мне. Дальше — как в фильме «Берегись автомобиля»: ты догоняешь — я убегаю. Инстинкт. Милиционер успел достать меня своей резиновой палкой, но я уже был спортсменом-разрядником и бегал очень быстро. Удрать от человека в форме и затеряться во дворах труда не составило. Маме ничего не сказал — ее я боялся больше.

Почему такое вообще было возможно, да еще в СССР? Да потому что в городе был введен своего рода комендантский час: детям на улице после 21 часа вечера в одиночку показываться было нельзя. А все потому, что за несколько дней до этого в Челябинске прошли события, перед которыми шествие «навальнят» по проспекту Ленина — действительно детский (во всех смыслах) лепет. Это был самый настоящий «водочный бунт».

Для тех, кто не знает, родился позже или жил не в Челябинске, напомню: в последние годы жизни Советского Союза значительную часть продуктов приходилось отоваривать (именно такое слово, да) по талонам. В том числе были и талоны на водку, а торговали ей магазины строго после 14 часов дня.

22 августа 1990 года один из крупнейших универмагов города «Северо-западный» (ныне — респектабельная «Теорема») торговать водкой не начал и после 14 часов. Несмотря на огромную очередь и на то, что спиртное было в наличии. Ко времени закрытия магазина (19 часов) толпа — сотни здоровых и жаждавших выпивки мужиков — разъярилась настолько, что устроила митинг и направилась к Курчатовскому райкому коммунистической партии (тогда именно комитеты партии де-факто олицетворяли собой власть). К растущей на глазах толпе никто не вышел, и тогда в окна полетели камни... Вскоре толпа, «усиленная» откуда ни возьмись взявшейся шпаной, перекрыла движение на Комсомольском проспекте. А тут и спиртное появилось...

Затем активизировался и нарождавшийся криминал.

На третий день (!) беспорядков полторы тысячи человек отправились в центр города, на улицу Кирова, где располагался областной комитет КПСС.

«Встал вопрос, надо ли пропускать этих людей в центр города, — рассказывал в своих воспоминаниях тогдашний начальник УВД города Валерий Пустовой. — С технической точки зрения проще было применить силу еще на подходе к главным улицам Челябинска. Но беда в том, что в рядах участников водочного бунта были не только хулиганы и бандиты, но и женщины, другие вполне законопослушные граждане, решившие участием в этой акции высказать властям свое недовольство существующим положением. Решено было пропустить колонну на улицу Кирова».

В итоге на площади Революции состоялся стихийный митинг. Звучали требования освободить ранее задержанных и немедленно улучшить торговлю продовольственными товарами. Той же ночью были разбиты витрины «Молодежной моды»...

Напомню, что ОМОН в те годы уже существовал. И имел все возможности. Но, даже несмотря на нескольких раненых милиционеров (!), в полную мощь почти не применялся. И, кстати, десятки зачинщиков бунта были задержаны. И даже дело возбудили. Правда, никто так в тюрьму и не сел...

Я все это вот к чему. Сравнивать то, что произошло в Челябинске 18 лет назад с тем, что случилось 5 мая 2018 года, довольно трудно. Слишком разные времена, слишком разные поводы, слишком разный состав и возраст участников, разная реакция властей. Тогда, в 1990-м, невыдача в магазине водки стала лишь триггером — причины были совсем в другом: население нищало, а страна катилась к распаду. Сейчас вроде с экономикой тоже не все хорошо, но совсем не настолько. Да и страна, вроде, не распадается.

Но в итоге все сводится к двум важнейшим вещам и одной очень тонкой грани.

Первое: монополия на применение насилия всегда должна оставаться за государством. Всегда. При любых обстоятельствах. Иначе это не государство, а территория. Которую захватит тот, кто будет сильнее и смелее в своей силе: другое государство, бандиты, да кто угодно.

Второе: в развитом мире применять силу против граждан собственной страны — мера крайняя. Часто — последняя. К которой если и прибегать — то только в ответ и только если иного варианта остановить преступление не существует.

А еще нужно помнить, что правоохранительные структуры — часть своего народа. Даже если кто-то из них в упор не видит ничего, кроме приказа прямого (а порой и недалекого) начальника.

А теперь переложите все это на события 5 мая.

Было ли шествие несанкционированным, то бишь незаконным? Было.

Были ли провокаторы в толпе? Возможно.

Было ли событие мирным? До начала задержаний было.

Пострадали ли в ходе шествия по проспекту Ленина «мирные» объекты — кафе, магазины и так далее? Нет. Толпа соблюдала даже правила дорожного движения.

Контролировалась ли ситуация силовиками? Да, безусловно. Едва ли не треть толпы протестующего «молодняка» составляли сотрудники «в штатском».

Можно ли было обойтись без СОБРа и ОМОНа в «латах», со щитами и дубинками? Кто первым применил силу? Тут у каждой стороны будет своя версия.

Можно ли было обойтись без массовых задержаний? Думаю, и здесь у каждой стороны будет своя версия.

А еще вот что. В последние годы Челябинск стал городом, где массовые мероприятия протестного характера проходили исключительно мирно. Полиция работала аккуратно и спокойно, а митингующие (те же СТОП-ГОКовцы) вели себя спокойно. Всем хорошо. Боюсь, что сейчас этот хрупкий баланс нарушен.

Но, пожалуй, главный вопрос, вставший после субботних событий — кого и чему это научит?

Силовиков пока спрашивать бесполезно — увы, пока что там глухо, как в танке. В 1990-м году удар по спине дубинкой меня, 13-летнего, не научил ничему. Родительский ремень был куда эффективнее. Но нынешнее поколение 15-20-летних — совсем другое. Чему научится оно — покажет время.