Борис Изаровский:

«Ситуация с алкоголизмом исправится, когда ограничится доступность спиртного. Но никто этого не слышит»

Андрей Ткаченко

Как Челябинская область оказалась в «передовиках» по числу новых алкоголиков? Почему количество потребляемого спиртного снижается, а психозы нарастают? Как дети грудного возраста становятся потенциальными наркоманами? Об этом и многом другом рассказывает главный врач Челябинской областной клинической наркологической больницы.

— На днях Минздрав России поместил Челябинскую область в список «лидеров» по количеству новых алкоголиков. Наша область — в первой пятерке регионов. Озвучивается, что число южноуральцев, страдающих алкоголизмом, приросло на 2 400 человек. Согласны с этими цифрами?

— По нашим данным насчитывается 1 600 человек. Остальные (около 800) — это люди, злоупотребляющие алкоголем, но алкоголиками не являющиеся. У них алкоголизм еще не сформировался, но они на пути к этому.

— А где этот порог? Шаг, щелчок, когда человек из выпивохи превращается в заядлого «алконавта»?

— Такого щелчка нет. Формирование происходит медленно и сказать, что вчера человек был здоров, а сегодня больной, не представляется возможным. Болезнь наступает с того момента, когда у человека стопроцентно формируется похмельный, или как мы его называем алкогольно-абстинентный синдром. Теперь организм работает так: когда алкоголь вывелся после бурных возлияний, человеку опять нужно спиртное. Это сравнимо с ломкой у наркоманов.

— В народе есть такая байка, что алкоголь выводится через 21 день, то есть даже любители «пропустить пятничное пивко» не протрезвеют никогда.

— Это шутка конечно же. Алкоголь разрушается достаточно быстро в организме. Продукты распада еще долгое время могут сохраняться, они потихонечку выводятся. Но самого алкоголя уже как такового нет.

Что такое похмелье? Человек. Хочет. С утра. Выпить. Поправить свое состояние. Алкоголь ему приносит облегчение. Он, может, не опьянел, но пришел в норму. У него нет дрожи, нет нервного напряжения, суеты, бессонницы.

Если обычный человек накануне перебрал и на утро себя плохо чувствует, он на спиртное смотреть не может. Для него алкоголь — это яд, отрава, организм не требует новой порции. Ему хочется отоспаться, отлежаться, прийти в чувство. А при алкоголизме это уже не яд, это уже допинг; вещество, которое обеспечивает жизнедеятельность.

Алкоголик просыпается рано: у него суета, он беспокойный, не может себе места найти. У него нет потребности в сне, у него дрожь в теле, сердце выскакивает, давление зашкаливает. Ему. Надо. Похмелиться. Он свои 50–100 граммов выпил и «вылечился».

— Отсюда еще одно народное творчество: «с утра выпил — день свободен».

— Да, теперь алкоголь уже выступает в роли лекарства. Формируется зависимость: человек вынужден похмеляться, опять напивается и входит в так называемый запой. Ну и я не говорю уже о запущенных случаях, когда возникает белая горячка либо глубокое поражение центральной нервной системы.

 И все-таки, вернемся к цифрам. По версии Минздрава — 2 400, по вашим данным — 1 600. Для региона это проблема либо вполне терпимые цифры?

— Вы знаете, манипулирование статистикой до добра не доводит. В Москве населения раз в 10 больше, чем в Челябинске, а там выявили 2800 человек. У нас — 2 400. Ну как-то не сопоставимо. Здесь надо сказать так: или у нас слишком хорошо работает наркологическая служба, что мы выявляем больных людей, или в Москве не работают.

Борис Изаровский: либо мы хорошо выявляем алкоголиков, либо в Москве это делают плохо

— Московские специалисты тоже сомневаются в достоверности рейтинга, но при этом даже с некоторой обидой за столицу России. Президент Независимой наркологической гильдии Руслан Исаев заявил: «Болезнь возникает вследствие длительного употребления алкоголя, а также в связи с употреблением некачественного алкоголя, суррогатов. Употребление дешевых алкогольных напитков характерно для более депрессивных регионов, более бедных. Поэтому лидерство Москвы в данном случае нелогично». Может ли наше попадание в ТОП-5 гипотетически объясняться тем, что наши жители пьют напитки подешевле, да покрепче?

— Нет. Давно действует система учета ЕГАИС. Плюс Роспотребнадзор достаточно серьезно проверяет качество продаваемого алкоголя. Все это списать на то, что Москва пьет дорогие напитки, а Челябинская область какую-то сивуху — ну не получится!

— То есть наши условия жизни не сподвигают к тому, чтобы путь домой непременно пролегал через алкомаркет?

— Я бы не сказал, что Челябинская область настолько депрессивна. По уровню продаж алкоголя, кстати, наш регион в 2018 году оказался ниже, чем в среднем по России. 5.9 литра — показатели страны, 5.2 — данные Южного Урала. Если говорить о пьющих регионах, в лидерах Ямало-Ненецкий автономный округ — 7.8 литров на душу населения в год. Курганская и Свердловская области больше нас пьют — 7.2 литров.

— Год назад в телеинтервью вы заявили мне, что по алкоголизму и наркомании наш регион превышает общероссийские показатели.

— Да.

— То есть пьем мы меньше, но показатели у нас больше? Как так?

— Это опять разночтения статистики. Я же говорю: по количеству выявляемых лиц мы опережаем страну. По алкогольным психозам превышение в полтора раза, по наркомании — в два раза. Но это не значит, что мы самый плохой регион. Если посмотреть по Уральскому Федеральному округу, то самая плачевная ситуация с алкоголизацией и наркотизацией населения в Курганской области. Не хочется говорить плохо о соседях, но это крайне депрессивный регион: у них и больше потребления алкоголя и больше алкоголиков.

Я вообще ориентируюсь не на эти показатели. Больше взяли, сняли, зарегистрировали: вот это все от лукавого.

Если судить по алкоголизации населения, то надо брать совершенно другой критерий — это впервые выявленные алкогольные психозы. Когда у человека развивается белая горячка — это апогей алкоголизма. И он легко регистрируется. Поэтому судить о регионе по количеству состоящих на учете — это неправильно. Психозы — вот показатель.

По этому уровню мы — третьи в УрФО после Ямало-Ненецкого округа и Курганской области. За прошлый год мы зарегистрировали 835 случаев «белой горячки». Много ли это или мало? Ну я скажу, что пять лет назад их было 1 200. Это о чем-то говорит?

Если говорить о состоящих под наблюдением южноуральцах, то у нас насчитывается порядка 24 тысяч человек с алкогольными проблемами. В советские времена было 100 тысяч! Но при этом и психозов было меньше.

— Чем это можно объяснить?

— Экономическая ситуация заставляет людей чаще нервничать, находиться в более тревожном состоянии. А алкоголь у нас, как водится, это народный антидепрессант. Естественно, с определенными последствиями. Люди пытаются таким образом снять стресс, но до добра это не доводит. Поэтому, раз количество психозов растет, значит ситуация хуже, чем в СССР.

На сегодняшний день мы не можем человека просто так взять и поставить под наблюдение. Мы должны получить от него информированное добровольное согласие. В советское время никто не спрашивал. Поставили диагноз — все! Будешь стоять на учете, еще и милиция проследит за посещением врача-нарколога.

Сейчас проблема в любом случае помягче, она была очень серьезной в конце 90-х годов, в середине 00-х. Но, как я уже сказал, количество психозов за последние пять лет лишь снижается.

— А умирают реже или чаще?

— Если взять чисто отравление алкоголем, то пик был в 2002 году — порядка 1 600 случаев смертельных передозировок. Это не отравление суррогатом, это опой — человек перепил и умер. В прошлом году по такой причине погибли 699 человек.

В одном из интервью министр здравоохранения Вероника Скворцова заявила, что 70 процентов мужчин трудоспособного возраста погибают от болезней, связанных с употреблением алкоголя. Это и смертельные отравления, и развивающиеся алкогольные циррозы, гепатиты, панкреатиты, поражения центральной нервной системы.

— И это уже не притянутая за уши статистика?

— Ежегодно мы фиксируем порядка 2 000 смертей, причиной которых стал алкоголь, в них и эти 699, и 400 смертей от цирроза. Допустим, если взять все смерти, связанные с заболеванием печени, то, получается, каждый шестой в этой статистике злоупотреблял спиртным. И все эти люди были в нормальном трудоспособном возрасте.

Когда из-за генетических мутаций на Южный Урал нахлынет волна алкоголизации населения?

— В одном из интервью вы говорили, что у южноуральцев наблюдаются генетические мутации: растет число людей, склонных к употреблению психоактивных веществ. Сейчас в беседе со мной вы утверждаете, что показатели у нас улучшаются. Могу ли я сделать вывод из этих двух мыслей, что это словно затишье перед бурей? Однажды палка выстрелит?

— Выстрелит. Алкоголь же не только поражает ЦНС, печень, почки, эндокринную систему, но и вторгается в наш генотип. Образуются временные гены, мутации, которые могут передаваться по наследству.

Человек поломал свою генетику алкоголем, зачал ребенка, ребенок получил уже поврежденные гены. И если так случилось, то уже велика вероятность, что в будущем он станет или алкоголиком, или наркоманом.

При неправильном воспитании и отсутствии надлежащего контроля — легко! Он уже готов к потреблению психоактивных веществ. Неважно, какое он вещество получит, от него придет удовольствие, и сразу же может сформироваться зависимость.

— Когда это примет масштабы эпидемии? Через годы, через поколения?

— Надо не о сроках говорить, а о массе людей с поврежденной генетикой от алкоголя или наркотиков в общей популяции. Вот когда мы достигнем уровня 5% лиц, страдающих алкоголизмом или наркоманией, это уже угроза генетического вымирания.

— А сейчас какие показатели?

— У нас — 1%.

— А пока пьем меньше, а психозов больше.

— Знаете, я как бы сказал? В принципе, по стране разница между регионами небольшая. В тех республиках, где ислам считается основной религией, там ситуация получше. Где православие, там похуже. Таких вот бедственных регионов, как нам пытаются представить в виде статистических данных, нет. И говорить, что надо все силы бросать на подавление, на мой взгляд, не стоит. Алкоголизм и наркомания, да — это проблема. Но это не проблема № 1. Есть страны, у которых дела обстоят гораздо хуже с алкоголизацией населения. Взять Белоруссию или Украину. У них более удручающая обстановка.

Я думаю, культивирование здорового образа жизни, которое проводится в России на протяжении последних 10 лет, на самом деле дает о себе знать. Мы судим даже по несовершеннолетним. Все-таки ребят, которые попадают к нам, становится меньше.

— Несмотря на то, что алкомаркеты в Челябинске появляются чаще, чем спортивные площадки...

— Меня иногда спрашивают, какие должны быть профилактические мероприятия? Я неизменно отвечаю: алкоголь запретить нельзя, надо ограничить его доступность, и тогда ситуация будет поправляться. Но никто не хочет этого слышать.

— Периодически звучат идеи вынести продажу спиртного из жилых зон.

— Но ничего же не делается! Пусть алкоголь будет, но в магазине за 2–5 километров. А когда в шаговой доступности, тогда и дозволенность по умолчанию.

Очень часто говорят: надо лекции ребятам читать. Но мы должны понимать, что один час лекции не заменит несколько часов интернета или телевизора, где идет скрытая популяризация. Да, кто-то пытается за один урок рассказать ребятам о негативных сторонах алкоголизации, а попросту — напугать их, но все разрушается, едва они выходят с крыльца школы. Поэтому ограничение доступности гораздо эффективнее, нежели часовая лекция врача-нарколога.

— Говоря о наркотиках, вы озвучили оценку, что у нас ситуация лучше, чем в Белоруссии или Украине, и по сравнению с другими регионами России нет зашкаливающих показателей. Я по наркотикам не специалист, но, исходя из журналистской практики, могу судить, что изменился сам состав порошков или инъекций. Сейчас это преимущественно синтетические вещества, которые вызывают острые психические расстройства, моментальное привыкание.

— Да, у нас наркорынок сильно изменился. Если пройтись по этапам: сначала появилась так называемая «ханка», ее варили из мака; потом в страну и Челябинскую область пришел героин; потом появился «крокодил», который начали делать из кодеиносодержащих лекарств и потом пришли синтетические наркотики.

Чем опасна «синтетика»? Она не вызывает ломок, физического страдания, допустим, как после потребления героина, но повреждение психики мощнейшее. Человек начинает разваливаться. Появляется совершенно иная личность: безвольная, которая не может отказаться от наркотика, не может управлять собой. Это достаточно страшно.

Мы должны понимать еще, если героин все-таки полусинтетическое вещество, изготавливается из природного сырья, то синтетика — это галимая химия, вещества, которые человек в принципе не употреблял никогда. Даже микродозы этих веществ вызывают такие изменения в работе психики, что ни один героин не сравнится. И, говоря об разрушающих действиях, мы даже плохо понимаем, что ожидает этих людей в будущем.

Напомню еще, что два года назад в нашу область зашел «карфентанил», его в народе называют «белым китайцем». Это не «белый китаец», «карфентанил» мощнее в 100 раз и по воздействию, и по убийственной силе. Поэтому рассчитать дозировку очень сложно. И в Челябинской области случилась катастрофа: более 700 человек погибли от передозировки. В прошлом и этом году ситуация поправляется, но все равно случаи смертей от отравления синтетическими наркотиками мы регистрируем.

— Кто гибнет? Молодые или, как в случае с алкоголем, трудоспособные?

— В основном, молодежь. Средний возрастной диапазон: 25 лет, плюс-минус.

— Получается — это дешево и доступно?

— Видимо, да. Конечно же, правоохранительные органы в этом направлении достаточно серьезно работают, пресекают каналы поставок. Но недавно на пресс-конференции, посвященной борьбе с наркоманией, замначальника управления по контролю за оборотом наркотиков ГУ МВД России по Челябинской области сказал, что через наш регион опять возобновился трафик афганского героина. Они задерживают достаточно большие партии, которые поступают через Южный Урал в страну. Так что мы ожидаем в ближайшее время опять появления лиц, которые употребляют героин.

На сегодняшний день 75 % пациентов, обращающихся за помощью — это люди, употребляющие синтетические наркотики, и лишь 25 % — лица, употребляющие героин.

— Но у тех, кто обращается за помощью, мне кажется, еще есть какие-то проблески сознания.

— Да, сознание есть. И есть еще элемент — обязательное лечение. В суде человеку дают выбор: либо лечение от наркомании, либо отправка за решетку. Поэтому они к нам обращаются вынужденно.

— А есть люди, которые с одного психоактивного вещества переходят на другое? Когда условные героинщики становятся алкоголиками.

— Конечно! Сплошь и рядом. Очень часто люди отказываются от наркотиков, даже пройдя лечение. Но потребность в приеме психоактивных веществ никуда не девается. И в этих случаях южноуральцы переходят уже на разрешенные вещества, коим является алкоголь. Но остановиться они уже не могут, это принимает формы тяжелого запоя, злокачественного. И нам их уже привозят в состоянии алкогольного психоза или в тяжелейшем похмелье.

Внешний облик наркологический больницы настолько удручает, что для беседы пришлось отправиться в парк

— Вы, конечно, говорите, что проблема алкоголизации или наркомании в стране и регионе — не проблема № 1, но и внимания вашей сфере хотелось бы, наверное, побольше. Я сужу, как минимум, по внешнему виду наркологической больницы. 10 минут пешком от самого центра города, а здания выглядят, как бараки 30-х годов. Мы из-за этого даже для разговора в соседний парк выбрались, чтобы фото были не такими удручающими.

— Конечно, хотелось бы, чтобы власти обратили внимание на состояние наших зданий. Хотелось бы, чтобы пациент пришел и видел настоящую больницу с небольшим больничным городком. Внутренние условия мы создаем и здесь, но хотелось бы презентабельности.

Наркомания и алкоголизм — это болезнь. Но она внешне в социуме проявляется очень некрасиво. Мы отрицательно относимся к людям, которые в состоянии опьянения себя плохо чувствуют или ведут. Но ничего не поделаешь, болезнь есть болезнь, и только медицинскими способами можно человека избавить от этого. Здесь разговор о силе воли или о вредных привычках не идет. Это не вредная привычка, это уже зависимость. Человек и хотел бы от нее избавиться, но не может без посторонней помощи. Поэтому мы должны это воспринимать, как психическое расстройство, как болезнь.

Когда у человека сумасшествие, мы же понимаем, что он больной человек и определяем его в психиатрическую больницу. А почему мы относимся к алкоголикам и наркоманам, как к лицам какого-то последнего сорта? Они больны, зависимы. И что бы они не делали, им не хватает силы воли отказаться от этого. Им нужна помощь.

— На этом фоне звучат жалобы на частные медицинские центры, которые завлекают симпатичным антуражем, но по факту пациентов едва ли не наручниками к батарее приковывают.

— Ну это уж совсем крайние случаи.

— Но они есть.

— Есть. И чаще всего это не медицинский, а так называемый реабилитационный центр, где не медики работают, а те люди, которые избавились от зависимости и теперь к алкоголю настроены воинственно. И методы там сопутствующие, противоправные. Увозят, закрывают, приковывают — это не лечение, это попытка исправить неправильное поведение. Эффективность этого достаточно низкая. Запугать человека можно, но страх проходит со временем...

Борис Изаровский: приковывать наручниками человека для излечения его от алкоголизма — это все же перебор