Как работает самое крупное психоневрологическое лечебное учреждение Челябинской области

Обычная история

— Я вышла на работу в детский сад из декрета, из тишины и одиночества, и сразу попала в группу с двухлетками. Меня начали тюкать двое человек. Постоянно. Спустя три месяца я взорвалась. Сначала сорвалась на этих самых коллег. Был настоящий скандал, крики, нецензурные слова. Потом начались каникулы, и вроде все было хорошо, но дома я сильно поругалась с мужем. Взяла ножницы. Обрезала волосы. Это, к счастью, было самое страшное, что я с собой сделала.

Анне 29 лет, она похожа на взъерошенного воробышка: невысокая, очень хрупкая, с короткой стрижкой; полголовы выбрито под колючий ежик. В отделении пограничных состояний она провела месяц, причем попала сюда добровольно. Ее очень напуганная мать позвонила знакомому психотерапевту и проконсультировалась на тему: что делать, если родственник впал в невиданную доселе истерику, кричит на близких и хватает острые предметы. Анна сразу согласилась пролечиться. Отделение оказалось обычной больничной системой: двухместная палата, лекарства, осмотры. Режим пребывания — открытый, можно выйти в магазин или на территорию, погулять.

— Первые 10 дней было физиолечение, водили по голове прибором с микроимпульсами. Потом электрофорез. Потом 10 дней кололи в вену питание для мозга, — перечисляет Анна. — И внутримышечный коктейль. Плюс таблетки. Потом врач мне сказал, что я могу остаться еще на какое-то время. Я решила, что надо еще полежать здесь. Чтобы закрепиться в нормальном состоянии, чтобы выйти на работу, адаптироваться к людям, абстрагироваться.

После обследования Анне сказали, что у нее повышенная нервная возбудимость — «нейроны, видать, быстро передают информацию, или еще что». После того, как эту возбудимость приглушили, Аня почувствовала себя лучше. А уж когда встретила в коридорах в качестве пациентов фитнес-инструктора, психолога и педагога, поняла, что бояться психиатров не нужно хотя бы потому, что оказаться в этих стенах может каждый.

— Все мы имеем личностные особенности, называя их совокупность характером. Бывают люди тревожно-мнительные, параноидальные, есть замкнутые шизоиды, есть истерики. Это совершенно нормально, но вот когда у личности скапливается более четырех акцентуаций характера, то уже нужно говорить о психопатии, — говорит заведующая отделением неврозов и пограничных состояний ГБУЗ «ОКСПНБ № 1» Ирина Мороз. — К нам поступают люди в депрессии, в состоянии нервного срыва, но попасть сюда они могут только в том случае, если еще не дошли до суицидальных мыслей и намерений. Врачи тщательно обследуют всех поступающих, чтобы не просмотреть эту тонкую грань, когда отправлять пациента уже надо не в пограничное, а в закрытое отделение.

Как попадают в психбольницу

На сегодняшний день в регионе на учете состоит 118 тысяч человек с психическими заболеваниями, в Челябинске — 35 тысяч человек. В области существует 7 психиатрических больниц, а областная клиническая специализированная психоневрологическая больница № 1— одна из самых крупных в РФ. Круглосуточных коек — 1080.

— Психические расстройства, как и любые другие, могут носить острую и хроническую форму. Таких заболеваний много, выделить можно три группы: психозы, умственная отсталость и непсихотические расстройства, — проводит небольшой ликбез главный врач областной клинической специализированной психоневрологической больницы № 1 Анатолий Косов. — Динамики по ним практически никакой нет. Шизофрения количественно как была на определенном уровне 40 лет назад, так и сейчас примерно на том же. А вот непсихотические заболевания могут давать прирост — в зависимости от внешних неблагоприятных условий: кризис, общественные волнения и так далее. Но, на самом деле, резких колебаний тоже нет. Примерно плюс-минус 100–200 человек.

Анатолий Михайлович рассказывает нам, что основным руководящим документом для врача сегодня является Закон о психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании. Он регламентирует все действия, в первую очередь процесс госпитализации человека в психиатрический стационар.

Попасть сюда можно тремя путями. Первый (и самый лучший) — добровольный. Человек приходит к участковому психиатру, тот фиксирует неблагополучие, расстройство, дает рекомендацию пролечиться. Зачастую — включая дар убеждения. И человек сам идет ложиться в больницу.

Но, увы, далеко не все расстройства психики позволяют человеку сохранить критику к своему состоянию. Если он агрессивен и ничего не понимает, то есть недобровольная госпитализация, на которую также существует четкий регламент. Когда больной представляет опасность для себя и окружающих или, в результате болезни, стал беспомощным и не может себя обслуживать, или если неоказание помощи может привести к ухудшению психического состояния — человека срочно нужно отправлять в больницу.

— В таком случае человека привозят в стационар, врачи его смотрят. И принимают решение о недобровольной госпитализации. После этого мы в течение 48 часов подаем документы в суд, приглашаем сюда представителя. И суд принимает решение — согласиться или не согласиться с вердиктом врачей. Если согласен, то мы человека госпитализируем и лечим, — объясняет нюансы Анатолий Косов.

Суд, кстати, согласен почти всегда. Хотя на памяти любого доктора есть случай, когда на неадекватного агрессора писали жалобу все соседи, но представитель Фемиды посчитал, что человек хоть и болен, но все-таки не опасен.

Есть и отделение для принудительного лечения. Именно туда попадают больные, совершившие противоправные действия, которых суд признал невменяемыми. Таких пациентов в ГБУЗ «ОКСПНБ № 1» около 180 человек.

Старость — не радость

Мы очень просили показать нам отделение гериатрии, но врачи сослались на то, что находиться там нелегко даже психиатру со стажем.
Деменция, болезнь Альцгеймера, увы, молодеют и количественно прирастают. Это общемировая тенденция и, по сути, плата за увеличение продолжительности жизни.

— Раньше, как говорится, не все доживали до старческого слабоумия. Сегодня же Альцгеймер встречается и у 50-летних, — говорит Анатолий Косов. — Требуется масштабная перестройка самой системы оказания помощи пожилым людям. В нашей больнице по 60 коек на мужчин и женщин. И вот в женское отделение — очередь.

Доктор поясняет, что принять в психоневрологическую больницу можно далеко не всякую бабушку, которая все забывает на ходу и путает людей: «Если есть уже слабоумие, разрушение личности, то такого человека мы не вылечим. Не дошла медицина до такого. За ним нужен уход, и это уже ответственность родственников и социальных служб. Психиатр может лишь снять острое состояние — например, галлюцинации. И после лечения передать человека обратно родственникам».

Нередко старичков привозят в больницу и оставляют чуть ли не на пороге — с формулировкой «мы все работаем, у нас дети, вы госучреждение, вот и занимайтесь». Такие случаи самые сложные.

О том, что гериатрия — крайне востребованное направление, говорит и еще один факт: ГБУЗ «ОКСПНБ № 1» предоставляет платные услуги по реабилитации пожилых людей с психическими отклонениями. Например, бабушку или дедушку заново учат одеваться, включать газ. Такие услуги стоят 17–18 тысяч рублей в месяц и спрос на них просто бешеный.

Анатолий Косов подчеркивает: старческое слабоумие неизлечимо, но если вовремя заметить странности в поведении пожилого человека и незамедлительно отвести к психиатру, начать лечение противодементными препаратами — можно существенно затормозить развитие болезни. И пока это все, чем располагает медицина в борьбе со старостью.

Недетские проблемы детей

— Какой вопрос надо задать от слова «солнце»? Подбери правильный вопрос, Саша. И правильно подчеркни слово.

Саше на вид лет 13, хотя ему 16 по паспорту. Он крутит в руке мел, смотрит на доску. Потом глядит на учительницу и неуверенно спрашивает:

— Какое?

— Верно! — радуется педагог. — Какой это член предложения?

— Определение, — Саша скрипит мелом, выводя на доске волнистую линию под словом «яркое». Учебный кабинет заливает солнце, оно действительно очень яркое, и в его свете на хмурых лицах мальчишек проступает что-то вроде улыбок.

В детско-подростковом отделении, куда нас без проблем пустили вместе с фотографом, попросив только не снимать ребят в лицо, обследуются и лечатся подростки — мальчики с пятнадцатилетнего возраста с различной психической патологией, в том числе и пациенты на принудительном лечении. Это дети, совершившие правонарушения и направленные судом в психиатрическую больницу. Именно с ними нас и познакомили. Замкнутые с виду, явно неразговорчивые ребята в пижамах сидят на уроке или смотрят телевизор в игровой комнате.

— За что они здесь? — спрашиваю психиатра — заведующего отделением Андрея Альбертовича.

— Кто как. Кража, разбой, сексуальное насилие..., — поясняет врач.

В Челябинске в настоящий момент состоит на учете и наблюдении у врачей психиатров около 5 тысяч детей (до 18 лет) с различными психическими отклонениями. По области 3,7% детей и подростков от общей численности детского населения (до 18 лет) страдают психическим заболеваниями.

— Цифры медицинской статистики стабильны. Ну, может, стало чуть больше детей с различными поведенческими синдромами, — говорит Татьяна Смирнова, главный детский психиатр Челябинска и области. — Но, в целом, как было превалирование пограничной нервно-психической патологии, так и осталось. Как было около 25 процентов детей с различными видами умственной отсталости, так и остается. Больные с шизофренией и эпилепсией стабильно составляют в пределах нескольких процентов от общего числа состоящих под наблюдением. И проблема основная тоже осталась прежней: страх перед психиатрией. Родители делают все, чтобы как можно дольше не обращаться к врачу. Очень много детей приходит к нам уже с признаками инвалидности. И доктору ничего не остается, кроме как констатировать этот факт. Спрашиваем родителей — где, где вы были раньше?? Мама и папа отвечают, что боялись и не хотели вести ребенка к психиатру, «надеялись, что все образуется».

Татьяна Александровна рассказывает нам о девочке-подростке, которую родная мать унижала и регулярно говорила, что «не надо было рожать», «сделала бы аборт и проблем бы не было». Результат — тяжелая депрессия, стационарное лечение. О выпускнике 9-го класса, у которого впервые диагностировали умственную отсталость, а значит, он не может сдать ЕГЭ, нужна льготная форма экзамена. О ребятах (с интеллектуальными и поведенческими нарушениями) со школьной дезадаптацией, отсутствием профориентации, которые выходят из школы во взрослую жизнь абсолютно не самостоятельными, понятия не имеют, чем заняться, где проявить себя и порой совершают противоправные действия... И какой аспект ни затронь, выходит, что беда ребенка — это всегда недосмотр и невнимание родителей. А то и откровенное пренебрежение, нелюбовь, презрение.

— Если у ребенка сложности с учебой, поведением, коммуникативные проблемы, социальная дезадаптация — это всегда сигнал о семейных проблемах, — говорит Татьяна Смирнова. — Потому что при правильном подходе к воспитанию, лечению, заинтересованности родителей даже ребенок с умственной отсталостью всегда адаптируется к жизни. Я знаю таких людей, они нашли себя и достойно живут, не хуже тех, кто без психической патологии. Для ребенка самое главное — это семья. Если в ней он защищен, то имеет силы справиться с любым внешним неблагополучием.

По словам специалистов, большую часть времени они тратят именно на то, чтобы установить приемлемую коммуникацию родителя с ребенком. Стараются доходчиво объяснить родителям проблемы их детей, помочь найти пути к сердцу ребенка. К сожалению, очень часто родственники больных проявляют эмоциональную несдержанность, невежество, иногда элементы хамского поведения к персоналу больницы.

— Родителей больных детей можно понять, они страдают, устают, зачастую в своих бедах винят медработников, пытаются на них переложить ответственность за здоровье отпрысков, — говорит Татьяна Смирнова. — Но не надо забывать, что вины психиатров в болезни детей нет. И специалисты, работающие в детской психиатрии, как никто понимают переживания детей и их родственников, сострадают им, помогая. Поэтому нужно щадить и уважать людей, работающих с душевнобольными. У нас нет инструментов, мы лечим не только таблетками, режимом, уколами, но в первую очередь собой, своими эмоциями, своей душой, своей личностью. С детьми работают только подвижники, они ещё остались! И встреча с детским психиатром — это всегда эмпатия, всегда психотерапия.

Многие вопросы больных детей решаются амбулаторно. Это гораздо лучше, чем изымать ребенка из семьи, даже на короткое время. Впрочем, на этот случай существует компромисс: в последние годы по настоятельным просьбам родителей появилась такая платная услуга, как палата «Мать и дитя». Спрос очень большой.

— Мы испытываем колоссальную нужду в квалифицированных кадрах, способных не просто усвоить функциональные обязанности, но и выполнять их профессионально, с душой, индивидуальным подходом к каждому ребенку. Каждый ребенок уникальный, у каждого свои проблемы, к каждому нужен особый подход. Даже чтобы разговорить маленького пациента нужны умения, время, усилия, — говорит Татьяна Смирнова.

Мы спрашиваем заведующего подростковым отделением Андрея Альбертовича, врача психиатра с 34-летним стажем, как он справляется с профессиональным выгоранием. «Мне некогда об этом думать, у меня семья, я молодой, многовнучатый дед, — улыбается врач и показывает нам бумажных лебедей и детские поделки в своем кабинете. — Смотрите, вот это сделали наши пациенты. Это реабилитация в действии».

Дети действительно способны на многое хорошее — при умелом подходе к ним. Тот, кто вчера бросался с кулаками на мать или отца, сегодня мастерит оригами и откровенничает с врачом.

Финансы и перспективы

Основная проблема психоневрологической больницы № 1 —  кадровый голод. «Недоукомплектованность составляет 49%. Молодые врачи неохотно идут в психиатрию, — делится наболевшим Анатолий Косов. — Не исключено, что на это влияет общая подпорченность имиджа психиатрии в постперестроечное время. Кем нас только ни называли — и люди в черных халатах, и каратели. А ведь когда-то психиатрия считалась элитной специализацией, был огромный конкурс».

Впрочем, кадровый голод породил конкурентное преимущество — из-за высокой нагрузки сотрудники больницы, по словам главврача, зарабатывают прилично: врачи — порядка 60 тысяч рублей, медицинский персонал — около 30 тысяч. Вообще, финансирование структуры существенно улучшилось за последние три года.

«Были времена, когда мы плохо жили, кормили и лечили. Сейчас же, как я уже сказал, у нас вполне достойная зарплата (хотя, конечно, то, что она обусловлена переработкой — однозначно плохо, так как врач завален бумагами и меньше времени уделяет непосредственно психотерапии, общению); много денег уходит на лекарства, причем появляются новые препараты — не всем известные аминазин и галоперидол, а новое поколение атипичных нейролептиков, очень эффективных. Есть мнение, что у врача должно быть как минимум 4 препарата, потому что это уже своего рода творческий, а не механический подход к лечению пациента», — говорит главврач.

Если три года назад стоимость пролечивания больного в стационаре ОКСПБ № 1 составляла 45 тысяч рублей, то сегодня это 52 тысячи рублей. Но, к сожалению, кадровой проблемы улучшение финансирования пока не решает. В идеале, больного в стационаре должны наблюдать три разных специалиста: психиатр, психотерапевт и клинический психолог. Пока количественную нехватку врачей, по словам Анатолия Косова, восполняет качество подготовки — на базе больницы работают две кафедры, психиатрии и медицинской психологии. Но что будет дальше, учитывая, что на следующий год лечебное учреждение останется разом без интернов (интернатуру отменили) и без ординаторов (еще не подготовятся)? «Сейчас мы уже оформляем договоры с докторами на 2019-й год. Чтобы как-то восполнить этот провал», — заключает Анатолий Косов.

Процесс дестигматизации психиатрии уже запущен, пока идет медленно, но, в общем, в верном направлении. Реальность такова, что если 25 лет назад невроз был болезнью интеллигенции и творческих кругов, то сегодня его жертвой может стать каждый житель большого города. А его дети, в свою очередь, тоже находятся в группе риска. А уж деменция и вовсе теоретически грозит каждому, кто доживет до старости. Поэтому высокую вероятность попасть к психиатру сегодня уже можно считать нормой.

Структура ГБУЗ «ОКСПНБ № 1»:

• отделение принудительного лечения
• судебно-психиатрическое отделение
• гериатрическое отделение
• подростковое отделение для мальчиков
• отделение для детей с неврозами и пограничными состояниями
• отделение неврозов и пограничных состояний для взрослых
• диспансерное отделение для взрослых
• дневной стационар

125 врачей-психиатров работают в ОКСПБ № 1

60% взрослых пациентов поступают в стационар психоневрологической больницы экстренно, через «скорую помощь»

30–35 человек поступает в ОКСПБ № 1 за суточное дежурство

47 дней в среднем составляет срок лечения в стационаре ГБУЗ «ОКСПБ № 1»

Номер Телефона доверия психологической помощи: 269-77-77, по будням с 17-00 до 8-00.