Известный художник Александр Тютюнников учит живописи всех, кому этого хочется. От малышей до пенсионеров. И это действительно здорово, потому что он учит не только рисовать, но и по-другому видеть мир.
Здание, в котором расположена студия Тютюнникова — классический образец сталинского ампира. Гулкая шахта лифта, скрипучий подъемник, неспешное путешествие в кабине на последний этаж, крутая лестница с высокими ступеньками и гнутыми перилами — и вы попадаете на чердак. В двухуровневую комнату-студию с высоким потолком, залитую светом, где каждый квадратный сантиметр стен завешан картинами, а каждый уголок горизонтальных поверхностей заставлен баночками с кистями; бутылками, сухими цветами, пластмассовыми тыквами, чугунными чайниками и т. д. А один угол украшен плакатами с изображением самого Александра Тютюнникова, известного художника и графика.
— Это мой иконостас, — улыбается Тютюнников, отрываясь от педагогического процесса (в студии — две ученицы за мольбертами).
Мы с фотографом на всякий случай кланяемся в угол. Художник, его соратница Елена Федорова и девушки смеются. Но недолго — одна из учениц тут же получает порцию наставлений.
— Зачем ты добавила грязюку, — Елена Федорова склоняется к мольберту, на котором ученица рисует натюрморт с подсолнухами. — Делай цвет более сложным. Он должен быть зеленее.
— Но цветок ведь желтый, — вопросительно смотрит на наставницу девушка.
— Это ты головой знаешь, что он желтый, и поэтому добавляешь в палитру этот чистый цвет, — разъясняет художница. — А если мы посветим на него синей лампочкой, то он станет зеленым. А от красного света он станет оранжевым. Без света он будет черным. Ты должна глазами увидеть цвет в данной конкретной ситуации, а не мозгом вспоминать. Хоть сиреневый добавь, лишь бы это отражало реальность.
Ученица задумывается на минуту, потом набирает на кисть зеленую гуашь и начинает добавлять цвет на лепесток подсолнуха. Картинка постепенно становится более живой, теплой, объемной и реалистичной.
— Наш мозг был создан не для рисования, а для того, чтобы жить было удобнее, — улыбается Елена Федорова. — В нашей голове полно стереотипов, и мы ими зачем-то постоянно пользуемся. Мы же в студии учим тому, что объект, картинку надо видеть глазами, чувствовать, и именно это переносить на полотно, а не доставать из головы готовые образы.
Ученицу, которая рисует подсолнухи, зовут Юлия. Она работает в банке, в секторе взаимодействия с крупными корпоративными клиентами. В детстве Юля неплохо рисовала и считала, что из нее может выйти толк. Потом, как часто водится, детские мечты отошли на второй план. Но теперь девушка решила, что может вернуться к мольберту.
— Пока у меня только третье занятие, — говорит Юлия, смешивая краски на палитре. — Начала с натюрморта, с подсолнухов, но пока я совсем не Ван Гог. Сейчас работаю гуашью, но мне кажется, что это не совсем мой материал... Надо обязательно попробовать и акварель, и карандаш, и масло.
Со сменой материала у Юлии не будет никаких сложностей. Студия Александра Тютюнникова — место, где ученикам не диктуют, а помогают поверить в себя.
— Я, как Вася, на все согласен, — начинает с нами разговор Александр Павлович. — У нас не художественная школа, у нас частная студия. В этом помещении мы с Еленой Эдуардовной уже четыре года, очень довольны — здесь шикарные высокие потолки, много света и вообще очень уютно. Наша студия — место, куда может прийти любой человек. Наши ученики — от банкиров до пенсионеров.
— Легко ли обучить азам живописи уже взрослого человека?
— Как правило, почти каждый человек с рождения хочет и любит рисовать, — убедительно говорит Тютюнников. — Повторю, у нас студия, а не художественная школа. Школа — это каноническая история: ворона на кубике, палочки должны быть перпендикулярными; к концу первой четверти — освоить штрихование. А моя задача — расправить крылышки, включить фантазию и научить основным приемам, чтобы ученик потом мог нарисовать и ворону, и палочки, и штриховать. Но мы делаем это в более непринужденной форме, чем в школе. К тому же в «художку» берут с 11 лет, а ко мне приводят деток и в пять лет.
— Дети — понятно, они легко обучаемы. А как быть с пенсионерами и банкирами? Действительно ли их опыты вырастают в стоящие работы?
— Понимаете, достижение результата — это, конечно, хорошо! Но кайф должен быть от процесса, — улыбается Тютюнников. — Надо расслабить мозг. Взрослый освобождается от комплексов, впадает в детство. И начинает получаться! Мы ведь пишем картинку, а не милицейский протокол. Я всегда смотрю, у кого какие возможности, склонности. Надо поставить кисть — ставим. Надо попробовать другой инструмент, например, мастихин (инструмент, напоминающий шпатель, с помощью которого картине придают фактуру — прим. редакции), — пробуем. На стыке нового рождается еще более новое.
...Хрупкая блондинка Ольга смотрит на немудреный натюрморт: потускневший чайник, пластмассовые яблоко и грушу и красивую бирюзовую кружку, из которой легкой волной выбегает такого же цвета шелковая ленточка. Перед девушкой — черное полотно, палитра с несколькими яркими мазками и баночка с кистями. Крупными штрихами охряной краски Ольга наносит на черноту очертания чайника, обозначает фрукты, а затем начинает набрасывать кружку.
— Оля, зачем ты ее завалила! — к ученице подходит Александр Павлович. — Ну где бок-то у нее?
— Я так вижу, — мягко говорит Ольга.
— Ну исправь, тут же все законы физики нарушены.
Ольга исправляет ошибку. Мы просим ее рассказать, почему ей нравится уже целый год заниматься в студии.
— Александр Павлович учит свободе и умению лучше чувствовать пространство, — Ольга смешивает темно-зеленую краску с белой и кладет светлый оттенок на бок кружки, отчего он становится круглым и сияющим. — Я — бухгалтер, весь день работаю с цифрами. Занимаюсь живописью, танцами, йогой.
— Как изменилось ваше отношение к жизни?
— Я стала меньше бояться... Раньше старалась копировать чужие рисунки, а сейчас не боюсь транслировать свое ощущение. И это очень здоровское чувство.
Александр Павлович показывает нам одну из самых удачных ученических работ. Причем сначала — натуру, а потом — саму картинку. Из классического натюрморта с вазой и сухими цветами экспериментатор сделал ярко-кислотное полотно в розовых электрических тонах, напоминающее то ли японский комикс, то ли отражение неоновой вывески в мокром асфальте.
— Вот так он увидел этот объект, мой ученик. Он татуировщик, много раз бывал за границей, — говорит Тютюнников. — Знаете, чем импортный народ отличается от нашего? Я расскажу. Вот Елена Эдуардовна была на мастер-классе у японки. И эта японка-художница берет акварельку, капает ей на пергамент и начинает вслух восхищаться — ой, как красиво растеклось, ой, как хорошо! Восхищается! А у нас? Ой, капля на бумаге, фу, как нехорошо... Я когда приехал в Челябинск из Омска, то увидел, что челябинцы, как собаки в Китае.
— Эээ... Поясните?
— Нос от асфальта не отрывают! А ведь народ-то хороший, работящий! Глобальная задача у меня как у педагога — чтобы взрослый народ, когда наступал в лужу, улыбался. Жизни радовался. Это ж классно! Ко мне приходят взрослые люди, пьют чай, начинают дружить, заново узнавать и мир, и себя. Вот основная задача нашей студии — раскрыть глаза на жизнь. Она очень многоцветная.