«Воевода жаловался на прокурора, прокурор — на воеводу. Все как полагается в большом городе!»

— Гаяз Хамитович, кем были первые люди, строившие Челябинск: из каких мест они прибыли, каково было их социальное положение?

— В подавляющем большинстве, если не сказать 99%, — это были крестьяне, преимущественно выходцы из северных районов. Причем имеется в виду не только Русский Север, а Верхнее Прикамье и Верхнее Поволжье, это все равно северные территории, со своими культурными стереотипами, стандартами. Путь в Челябинскую крепость у них мог быть разный. Одни почти напрямую оказывались здесь, то есть они уходили из тех мест, оказывались в Зауралье, выясняли, какие есть возможности и оставались. Другие до этого разные сроки прожили в зауральских слободах и, тем не менее, решили переселиться.

— Что тогда могло заставить человека бросить все и отправиться на новое, необжитое место?

— Тут занятная картина, на мой взгляд, тем более что сначала с них никто не снимал обязанностей пахать десятину и платить подати, как ни странно. То есть с казаков, записавшихся в новопостроенные крепости, сняли подати спустя 10 лет после основания крепости. То есть получается, что выгод прямых они вроде как не получали, тем не менее сюда переехали.

— И в чем смысл?

— Я думаю, что те, кто записывался в казаки, не очень-то представляли себе разницу, да там и не очень-то большие отличия были поначалу: за ними оставались те же повинности, они также пахали землю, платили подати; скорее всего, какое-то время учились, нежели реально несли казачью службу. К тому же, во-первых, в каждой крепости стояли роты регулярной армии, которые несли основную нагрузку, а во-вторых, в этих же крепостях стояли отряды служилых людей из сибирских городов. Этот факт как-то остается за кадром, а там были русские служилые городовые казаки и служилые татары, которые, собственно говоря, поначалу и обеспечивали несение пограничной линейной службы. Их отправили домой только в 1740-х годах.

— А откуда они были?

— Из Тобола, Тюмени. Изначально их направили сюда в поддержку частей, которые занимались подавлением башкирского восстания. В этих условиях доставлять продовольствие из зауральских слобод к месту строительства первого Оренбурга (нынешнего Орска) было практически нереально. И чтобы эти проблемы решать, мобилизовали армейские части, бывшие под рукой. Собственно, первые в условиях этой войны временные казачьи отряды были созданы из крестьян для отправки обозов и всего остального. Это был один из феноменов того времени, о котором сейчас мало кто задумывается: крестьян могли буквально на несколько месяцев записать в казачий отряд, чтобы сопровождать обозы, причем они не столько даже выполняли функцию военизированной охраны, сколько были возчиками, хотя, желательно, вооруженными. И для усиления отрядов были привлечены части яицких и волжских казаков и, собственно, служивые люди из сибирских городов, поскольку восстание носило достаточно ожесточенный характер. А потом, после постройки крепостей, эти люди были задействованы для того, чтобы налаживать военный быт в крепостях. И такая интересная деталь — когда служилых отправляли домой, у них забрали весь порох, и от крепости до крепости их сопровождал конвой, потому что по дороге такие отряды совершенно спокойно могли немного поразбойничать, не считая это чем-то зазорным! Такие были времена, и психология допускала это. Так вот, уже после возвращения этих служилых сибирских людей домой, мы можем говорить, что местное исетское казачество становится самостоятельным. Снятие подушных податей и обязанности пахать земли на государя означало, что переходный период завершился, и они уже стали реальной воинской структурой.

— Так что все же могло заставить людей оставить дом и записаться в казаки Челябинской или какой-то другой крепости?

— Я тоже этим озадачился, тем более что, как оказалось, желающих перебраться сюда из зауральских слобод было много. Но давайте посмотрим под таким углом: практически на любом вновь осваиваемом месте первопоселенцы формируют костяк и диктуют правила. При этом была масса повинностей, причем они отличались по характеру: часть из них требовала пребывания в самой слободе, но были и другие — например, доставка хлеба в те же крепости. То есть человек на несколько месяцев уезжает из дома, со своей телегой и лошадью, несет реальные убытки, потому что ему, естественно, никаких прогонных денег не платят. От старожилов зависело, на какую повинность тебя поставят — выберут «всем миром». Так что даже прожившие по 50–70 лет семьи могли все равно считаться пришлыми. То есть глава семейства понимал, что ему самому и даже его детям не светит занять какое-то положение в структуре слободы, зато придя на новое место он мог начать сначала и сам участвовать в формировании сообщества. Это моя версия событий, и я не знаю, насколько она верна.

— Но c точки зрения психологии все логично.

— По крайней мере, все, кто записывался сюда первоначально, это были люди, прожившие в Зауралье от 1 года до 20, некоторые успели на демидовских заводах поработать, но большая часть занималась крестьянским трудом. А про кого-то просто написано «гулящий человек». Люди, имевшие некую укорененность, достаточно развитое хозяйство, торговые связи и прочее, начинают записываться в Челябинскую крепость после того, как она становится центром Исетской провинции.

Это происходит довольно скоро: 1738 год — указ о создании Исетской провинции: 1743 год — указ о закреплении Челябинска в качестве центра провинции и переводе сюда на постоянной основе провинциальной канцелярии. Собственно, после этого появляется некая стабильность. Исетская провинция занимала территорию почти всей Челябинской области, значительной части нынешней Курганской области, части Свердловской и даже Тюменской. И центром этой гигантской территории стал Челябинск.

Естественно, что предприимчивые люди увидели здесь возможности для заработка, потому что через центр провинции неизбежно проходили подряды на поставки продовольствия, соли, любых необходимых товаров. Это, например, Боровинские, которые в XVIII веке составили городскую торговую верхушку. И здесь есть одна довольно своеобразная черта, отличающая Челябинск. Если мы возьмем большую часть городов той же Сибири, то купечество в этих городах по большей части состояло из купцов, переселившихся из Европейской России. В Челябинске, если мы посмотрим, практически все купцы XVIII века — это крестьяне. Были всего один или два человека, по-моему, из посадского сословия. Недавние крестьяне сумели достаточно хорошо развернуться, сколотить капитал и достичь успехов. Те же Боровинские, насколько можно судить, вели торговлю китайскими товарами. Не могу сказать, ездили ли они сами куда-нибудь на Дальний Восток, но то, что у Боровинского дома висели китайские картины на рисовой бумаге и еще какие-то китайские вещи были в обиходе, это точно.

— А откуда это известно?

— Есть опись имущества Боровинских: дело в том, что баржа с солью, которую они должны были поставить, затонула — превратности купеческой судьбы. Они должны были выплатить штраф, и под этот штраф было секвестировано имущество, составлена опись. Вообще, достаточно любопытная судьба: вчерашние крестьяне, потом купцы, а один из братьев Боровинских в Санкт-Петербурге — причем для них такая поездка не была чем-то из ряда вон выходящим — купил капитанский патент, а это тогда давало потомственное дворянство.

— Можно ли судить о какой-то общественной жизни в городе с появлением прослойки образованных и обеспеченных людей?

— К сожалению, о периоде 1740–70-х годов мы практически ничего не знаем. Да, был прокурор Исетской провинции, была провинциальная канцелярия, какие-то отставные военные здесь осели, но чем они занимались, каков был их досуг — неизвестно. Хотя были какие-то интриги: воевода жаловался на прокурора, прокурор — на воеводу. Все как полагается в большом городе! (улыбается)

— Что можно сказать о размерах Челябинска той поры?

— Крепость изначально не была жилой — максимум, казармы, склады, плюс место, где население могло скрыться в случае опасности. А жилые кварталы уже вокруг крепости распространялись. В конце 1740-х строят общую крепостную стену, которая охватывала всю городскую черту, причем ее сразу поставили с большим запасом. Это было при воеводе Никоне Филиппове. Кстати, с ним связан еще один момент, характеризующий ситуацию. У него был не очень высокий чин для этой должности — титулярный советник, но назначенный Сенатом воевода так в Челябинск и не приехал, сославшись на болезнь и что-то там еще. В конце концов отправили Никона Филиппова. Видимо, особо много желающих не было.

— Это какой год был?

— Он в 1746 году здесь появился. Постройка административных зданий как раз приходится на его воеводство. И, видимо, при нем ставится стена деревянная вокруг всего жилого пространства города, причем с расчетом на дальнейший рост. Судя по всему, как раз при Филиппове начался стремительный экономический подъем. Он видел большие перспективы, и то пространство, которое было заложено воеводой Филипповым, в реальности было освоено только в середине XIX века.

— Интересный сюжет.

— А вот еще один — если мы посмотрим на карту и проведем дорогу от Калмацкого Брода (сегодня это Бродокалмак) до Верхояицкой пристани (сегодня это Верхнеуральск), то Челябинск находится в стороне от этой линии. Насколько можно судить, Тевкелев, отправившись из Миасской крепости, не нашел сразу подходящего места на прямой дороге и в итоге поставил крепость в удобном месте. Потому что от его выхода и до рапорта о закладке Челябинска прошло 8 дней. А сколько от Миасса до Челябинска?

— День пути, максимум.

— И даже меньше, учитывая способности людей того времени — у них дневной марш был гораздо большей протяженности. То есть, судя по всему, обойдя ближайшие места и не найдя ничего, посоветовавшись с тем же Таймасом Шаимовым, он выбрал место, где есть брод, который можно контролировать, строевой лес, пастбища и пахотные земли. И еще один момент, который показывает, как тогда все делалось быстро — помимо того, что сами крепости строили за считанные недели. Людей, которые записались в крепость, Тевкелев отправлял по месту проживания с сопроводительными письмами, где говорилось, что у них есть 10 дней, чтобы добраться до дому, разобраться со своим имуществом, забрать семью и вернуться.

Представим себе, что это Шадринская слобода. По сегодняшней дороге — пара часов, но в ту пору путь пролегал через заболоченные территории, а крестьяне двигались с телегами. Они должны были все сделать быстро — вернуться в крепость, какое-то жилье построить, чтобы перезимовать и накосить сено. Причем мало того, что свою лошадь обеспечить, командование это не особо волновало. Ведь для чего эти крепости изначально были построены? Как перевалочные пункты к Верхояицкой крепости и далее к строящемуся Оренбургу (нынешнему Орску). То есть лошадей из обозов с продовольствием нужно было кормить, а если нет запасов сена, то и смысла в крепостях нет.

— И построить, и накосить надо было успеть за сентябрь-октябрь...

— В принципе, тогда и представления о нагрузках были совсем другие. Когда были раскопки на площади Ярославского в 1996 году, антропологический анализ найденных там останков показал, что практически у всех взрослых, даже у молодых, были следы очень большой изношенности костей, нагрузки на позвоночник и суставы. Мы не очень об этом задумываемся, а у мужчин средний рост тогда был ниже 170, у женщин — ниже 160, и тем не менее они справлялись с нагрузками, которые нам кажутся запредельными. Просто серьезно изменились привычки и представления о пределах возможности. Скажем, у меня отец пешком ходил в Сафакулево — утром выходил, вечером был там, погостил, утром — обратно. Или читаем у того же Теплоухова, как он с сыновьями ходил на Тургояк пешком, и он и не пишет об этом как о каком-то достижении. Так что суровые с нашей точки зрения условия не казались тогда выходящими за пределы возможностей.

— Говорят, что именно суровая, холодная зима 1735 года повлияла на историю появления Челябинска. Будь тогда теплее, крепость была бы построена годом ранее или даже в другом месте.

— Да, есть карта Кириллова — это первый составитель географического атласа России. Но сидя в Самаре, не будучи физически здесь, трудно определить реально удобные места для строительства крепости. Татищев, когда отправил Тевкелева, дал ему совершенно конкретную инструкцию. То есть сама эта кирилловская карта с предполагаемыми крепостями не была прямым руководством к действию, и в любом случае надо было исходить из условий на местности. А зима 1735–36 годов была более чем жесткой. В начале сентября Тевкелев выехал из заложенного им Оренбурга (Орска) и отправился сюда, в Зауралье, до Верхояицкой пристани, и уже по дороге они попали в ситуацию, когда лошади не смогли добывать себе траву из-под снега — тебеневать. Тевкелев пишет, что лошади обгрызали хвосты друг у друга, потому что кормить их было нечем абсолютно. И это сентябрь 1735-го! Весна 1736-го была такой же суровой. В мае была заложена Чебаркульская крепость, и там есть описание: на обратном пути оттуда отряд переправлялся через Миасс, который только вскрылся ото льда. И если мы посмотрим план, который был составлен при постройке Чебаркульской крепости, то там есть такое примечание: «по-видимости, болотное место, но за великими снегами разобрать невозможно». И Тевкелев, в августе 1736 года, отправляясь к месту будущей постройки, столкнулся с тем, что не все условия соответствовали, поэтому предпочел поставить крепость несколько в стороне, но зато в надежном месте.