Обрушение дома в Магнитогорске в последний день ушедшего года и последующая ликвидация последствий этой трагедии, по-прежнему остаются в фокусе внимания общества. «Челябинский обзор» попытался взглянуть на версии произошедшего без эмоций.
Контекст
После событий в Магнитогорске довольно быстро к хору скорбящих голосов начали примешиваться эмоциональные мнения о том, что к взрыву причастны террористы. Сегодня, более, чем две недели спустя, ни одна из террористических организаций не взяла на себя ответственность за взрыв. По мнению экспертов, этот факт подтверждает отсутствие в трагедии террористического следа.
Однако, медиа-сообщество Челябинской области резко поляризовалось, что вызвало дополнительное эмоциональное напряжение в соцсетях. Дошло до того, что один из уважаемых магниторгоцев, главврач Областной туберкулезной больницы № 3, известный краевед и писатель Анатолий Шалагин на своей личной страничке в фейсбуке призвал земляков не нагнетать эмоций.
Позже стало известно, что источником негативной информации стал украинский пранкер, уже пытавшийся использовать пожар в ТЦ «Зимняя вишня» в Кемерово для внесения хаоса в медийное пространство страны. Басманный суд Москвы 28 марта прошлого года заочно арестовал пранкера: его обвинили в возбуждении ненависти или вражды. Следствие объявило его в международный розыск. Его канал на видеосервисе YouTube заблокирован. На портале change.org более пяти тысяч (на момент написания статьи — прим. редакции) человек подписали петицию в адрес Госдумы и Совета Федерации с требованием ввести уголовное наказание для распространителей лживой информации о трагедии в Магнитогорске.
Казалось бы, можно было бы подвести черту под этой затянувшейся дискуссией. Однако, теперь любое новостное сообщение об утечке газа или его подрыве, вызывает бурю эмоций. Трагические новости о взрыве газа в городе Шахты (Ростовская область) в понедельник служат этому подтверждением.
А мог ли газ так сильно взорваться?
Страх граждан усилился перепалкой в СМИ. Силовики слишком долго молчали.
Известный российский журналист, главный редактор, совладелец и ведущий радиостанции «Эхо Москвы» Алексей Венедиктов дал в своем телеграм-канале мнение эксперта о том, мог ли бытовой газ стать источником взрыва такой мощности (орфография и пунктуация источника сохранены — прим. редакции):
— Один мой корреспондент, Борис Леонидович Жуйков (возможно, речь идёт об этом человеке — прим. редакции), доктор химических наук, пишет мне: «При открытых конфорках в небольшой кухне (20 куб. м) примерно через два часа окажется 10 % метана, во всей квартире наверное часов через 6-10, если нет хорошей вентиляции. Если газ будет даже только в кухне, энергия, выделившаяся при взрыве, составит около 70 МДж (тепловой эффект реакции около 800 кДж/моль). Это соответствует примерно 16 кг тротила (4,5 МДж/кг) чемодан взрывчатки.
А если во всей квартире несколько чемоданов. Больше чем достаточно, чтобы разнести все что угодно! Эти расчеты конечно очень приблизительные, так как не учитывают характер смешивания (конвекция и диффузия газов), а также вентиляцию в помещении, которая может быть какой угодно (часто вентиляция практически не работает). Также разрушения при объемном взрыве иные, чем при точечном».
О чем молчат спецслужбы?
Основная претензия как граждан, так и медиа-сообщества адресована к правоохранительным органам, которые крайне сдержанно комментируют взрыв в Магнитогорске. «Челябинский обзор» решил ликвидировать этот пробел и обратился к эксперту.
Капитан 2-го ранга в запасе, 15 лет прослуживший главным специалистом по связям с общественностью регионального Управления ФСБ, Станислав Негинский не только знает все особенности работы спецслужб, но и хорошо знаком с изнанкой медиа-пространства Челябинской области. Он высказал свое экспертное мнение по просьбе редакции «Челябинского обзора».
— Станислав Семенович, давайте напрямую: события в Магнитогорске — это теракт?
— По законодательству Российской Федерации, в случае совершения террористического акта всю полноту информирования граждан страны о событиях, носящих террористическую окраску, берет на себя Национальный антитеррористический комитет (НАК), Федеральный оперативный штаб и оперативные штабы в территориях. В соответствии с нормативными актами, они являются структурами, уполномоченными как пресекать террористические акты и ликвидировать их последствия, так и информировать о предпринимаемых действиях СМИ и население.
В Магнитогорске мы этого не наблюдали. Поскольку изначально не было первичных признаков совершения теракта. В том числе, и оперативных данных. И пресс-служба УФСБ России по Челябинской области сразу заявила о версии взрыва бытового газа, это сообщение шло бегущей строкой по федеральным каналам, учитывая, что за такое сообщение несётся ответственность на самом высоком уровне.
Практика моей собственной работы говорит о том, что если совершается преступление террористической направленности, все пресс-службы и ФСБ, и ГУВД, и МЧС, и Следственного комитета действуют под эгидой НАК. Мы часто видели это в нашей практике: когда совершается теракт, о нем сообщает именно НАК, который и берет на себя ответственность за всю передаваемую в дальнейшем информацию.
В Магнитогорске этого не было, что с большой долей вероятности позволяет мне, на основании собственного опыта, сделать заключение о том, что события в Магнитогорске не были преступлением террористической направленности. Это очень важно и почему-то об этом никто не говорил.
Если бы был теракт, были бы приведены в действие силы оперативного штаба в Челябинской области, определена зона проведения контртеррористической операции (КТО), о чем население было бы своевременно проинформировано, ведь в этом случае могут ограничиваться конституционные права граждан. Потому что освещение террористического акта на сегодня не имеет другой законодательной базы для пресс-служб участвующих федеральных, региональных и муниципальных органов власти и управления.
Журналисты это прекрасно знают, потому что мы постоянно в практике минимум 10-ти лет брали их на учения, когда готовились именно к такой системной работе по пресечению террористических актов и ликвидации их последствий в разных условиях оперативной обстановки.
«Журналисты хорошо знают об особенностях освещения терактов, так как мы часто вывозили их на учения»
— Как вы полагаете: почему версии о том, является ли то или иное событие терактом вне зависимости от их происхождения вызывают такой общественный резонанс?
— На мой взгляд такие версии являются популярными во-первых потому, что в последние годы действительно отмечается активность различных структур, принадлежащих различным террористическим организациями. В том числе, международным, запрещённым в Российской Федерации.
Во-вторых, их появление можно объяснить определенным градусом раскола в обществе, отдельные представители которого руководствуются принципом: «Мы не верим власти, власть все равно обманет» и переносят такую стратегию на различные федеральные ведомства, в том числе, на силовые, следственные и надзорные. И так далее. Это то, что касается этого вопроса.
— А как часто вообще те или иные террористические организации берут на себя ответственность за то или иное событие? Насколько я понимаю, в основе террористической деятельности так или иначе лежит некая экономическая составляющая, не так ли?
— Ваш вопрос не лишен логики. Как мы знаем из истории нашего государства, к примеру, на Северном Кавказе противостоявшие конституционной власти боевики занимались тем, что снимали на видео совершенные теракты, далее распространяли ролики в телекоммуникационной сети интернет, в том числе и для того, чтобы оправдать средства, вкладываемые в них различными международными террористическими организациями. Это финансирование в разные годы составляло крупные суммы в иностранной валюте. Это были и тысячи, и миллионы долларов.
Подобные явления мы наблюдали и в другой период, и не только в Российской Федерации, когда террористические организации, запрещенные в нашей стране, такие как «Исламское государство» (ИГИЛ) и различные его структуры, точно так же афишировали свою принадлежность к тем или иным терактам. Во-первых, для того, чтобы показать свою силу, показать, что они действуют, что они имеют массу сторонников. Обратный процесс шел, когда отдельные лица, придерживающиеся идеологии терроризма, присягали перед совершением теракта с использованием соцсетей и других глобальных средств коммуникации в верности вышеуказанным организациям. Так они доказывали приверженность этой идеологии не только словом, но и конкретным делом.
Что касается событий в Магнитогорске в январе этого года и буквально недавних событий в городе Шахты Ростовской области, подобной активности террористов в открытых телекоммуникационных сетях не наблюдалось. Наблюдали другое явление, когда известный украинский пранкер, как и в случае трагедии в Кемерово, брал на себя миссию дезинформировать население Российской Федерации о деятельности властей, спасателей и других структур, участвовавших в ликвидации последствий трагедии.
Чем это обусловлено? Неприятием Украиной события, произошедшего в 2014 году. Я имею в виду добровольное воссоединение Крыма с Российской Федерации по воле пришедших на референдум граждан.
При оценке событий граждане руководствуются эмоциями, а специалисты — фактами
— А вообще рядовой гражданин Российской Федерации, слыша некое сообщение о взрыве, какой-нибудь другой катастрофе, может, не будучи специалистом, трактовать это событие, как теракт? На основании каких-либо признаков?
— Обычный гражданин, в силу своего эмоционального восприятия действительности, может трактовать любые события как угодно. Даже взрывы петард в новогоднюю ночь он может трактовать как теракт. Но официальные органы, следственные органы не могут, на мой взгляд, руководствоваться своими эмоциями, а должны опираться только на факты и достоверные данные, которые они получают в результате определенного рода процедур, весьма длительных порой. Это исследования, экспертизы, ряд других следственных и экспертных действий, предусмотренных уголовно-процессуальным кодексом Российской Федерации, а также ведомственной нормативной базой.
По опыту известно, что производство таких действий зачастую требует определенного и порой значительного времени. Чаще всего, бывает так, что следственные органы и другие структуры достаточно долго воздерживаются от однозначных комментариев и оценок происходящего в действительности, ибо за каждым словом, утверждением, стоит ответственность перед обществом, в том числе и гражданская, и уголовно-правовая.
— На днях велись дискуссии о правомочности журналистов ссылаться на анонимные источники, когда речь идет о таких острых социальных темах, как теракт. Этично ли это?
— Законодательство Российской Федерации дает журналисту возможность и право не раскрывать свои источники, кроме как по решению суда. В этой ситуации журналисты поступают так, как им диктует их профессиональная этика и человеческая совесть.
В моей практике была ситуация, когда журналисты одного из уважаемых и популярных изданий раскрыли в суде источники добытой ими информации. После того, как герои их публикации предъявили к ним юридические претензии. Впоследствии, эти источники имели серьезные проблемы как в плане профессиональной деятельности, так и в плане юридической ответственности за свои слова, опубликованные журналистом. Истцы посчитали, что люди, общавшиеся с журналистами, раскрыли служебную информацию, не имевшую веских и допустимых законом доказательств и неоднозначную с точки зрения закона, то есть не доказанную в суде.
В магнитогорской ситуации, довелось наблюдать то, как журналисты интернет-изданий брали в качестве ньюсмейкеров людей, которые скрывают за никнеймами в социальных сетях свои реальные или выдуманные персональные данные, и их мнение приводили как истину в последней инстанции, без определенных оценок, не учитывая эмоциональное состояние людей , их социально-политические пристрастия, вообще их реальное наличие, а не виртуальную, «ботовую», как сейчас принято говорить, составляющую. А журналисту стоило бы их профессионально оценить перед публикацией и не стоило бы делать однозначных выводов, подавая событие как теракт.
Если суд обяжет журналиста раскрыть анонимность источника, журналисту придется подчиниться. А источник может пострадать.
Иными словами, журналистами берется ряд негативных мнений пользователей социальных сетей, говорящих, что «газ так не взрывается», «газом не пахло» и эти пользователи являются для журналистов более компетентными, чем, условно говоря, следователь-криминалист, которому нужно собрать материалы на месте события, провести экспертизу наличия взрывчатого вещества, газоанализ, спектральный анализ и более глубоких исследований.
Плюс в данной ситуации на одну полку складывались два события, возможно, и скорее всего по моему мнению, не связанных между собой. Я имею в виду и разрушение дома, и сгоревшую, по невыясненной пока причине, «газель». В принципе, сейчас журналисты пошли самым правильным путем, направив официальные запросы за подписью главного редактора, с печатью редакции, в Следственный комитет России. Теперь шаг за сотрудниками СК, которые, в соответствии с требованиями закона, должны ответить журналистам в силу своей профессиональной компетенции и полученных в результате расследования уголовного дела объективных данных.
