Заговори, чтобы я тебя услышал

Учитель русского языка — о русском языке

24 мая страна отметила День славянской письменности и культуры. Учитель русского языка и литературы с 48-летним стажем Людмила Ивановна Мельникова — о том, чем сегодня живет русский язык, и почему за его судьбу можно не переживать.

Людмила Ивановна Мельникова
Ярослав Наумков

Суматоха, шум, беготня в рекреации — на следующий день в лицее состоится «Последний звонок». Охранник медленно поднимает веки и сквозь усы бубнит: «А вам куда?».

— Это ко мне! — Людмила Ивановна прекрасно смотрелась бы в светском салоне Петербурга конца 19 века. Со вкусом подобранное платье, кулон на тонкой цепочке. Высокая, статная, с мудрыми глазами, но игривым взглядом. Она делает мелкие, почти детские шаги по широким школьным коридорам, как будто под ритм вальса «и раз-два-три, раз-два-три».

— Людмила Ивановна, как меняется русский язык? И в какую сторону он меняется сейчас?

— Язык — это живой организм, который всегда меняется. Я с детства помню сетования старших на «засилие иностранщины» в языке. Активно полнится наша лексика. Еще Александр Грибоедов писал: «Ни слова русского, ни русского лица не встретил». В 18–19 веках в России был популярен французский язык. В 20 веке — немецкий. Сегодня у нас стал активно распространяться английский.

Да, заимствование происходит несколько активней, чем раньше. Но это связано с развитием технологий, компьютеров, электроники. Ничего страшного с русским языком, на мой взгляд, не произойдет. Иностранные слова мы «переварим», «пережуем», и они станут нашими (улыбается). По подсчетам ученых, русский язык на 80 процентов состоит из иноязычной лексики, просто мы об этом не задумываемся.

Мне очень понравились слова известного ученого-лингвиста Максима Кронгауза: «Мощь и сила русского языка основываются на двух столпах: это великая русская литература и огромное количество носителей русского языка, которые никогда не выучат иностранный язык, и всегда будут говорить только по-русски».

— Но становится всё более модным коверкать русские слова, менять их на английские синонимы, пусть даже не всегда уместные.

— Свой сленг есть у каждого поколения. Все родители переживают, что их дети говорят на каком-то своем языке. Ушел один сленг — пришел другой. Ничего сверхъестественного.

Некоторые ученые занимаются изучением лексики разных социальных групп. Здесь важно понимать, с какой целью это делается. Возможно, для того, чтобы понять саму социальную группу, ведь в языке отражаются приоритеты и ценности людей. На мой взгляд, сленг создается для того, чтобы отгородиться от другой группы людей, сделать себя в чем-то независимым.

— За нецензурными словами в разговоре сейчас тоже мало кто следит.

— А вот это меня тревожит. Атрибуты тюремной культуры все больше входят в нашу жизнь. Романтизация «той» лексики лично мне претит. Причин для проникновения тюремной культуры в современную довольно много. Сказались «лихие 90-е». То, что легче всего воспринимается — легко «ложится» в голову, легко запоминается. Чтобы понять какое-то классическое произведение, будь то музыка или литература, нужна хорошая работа сознания, интеллекта. Усилия нужно приложить. А в примитивных мелодиях, в «бытовых» словах все понятно, никаких затрат не нужно.

В прошлом веке к «блатной» культуре относились с изрядной долей иронии, но сегодня она стала массовой, проникла в СМИ. Началась популяризация. Что с этим дальше-то делать?

Самое страшное — проникновение неграмотной речи на экраны телевизоров. Я не могу предъявить претензий тем, для кого слово не является главным профессиональным инструментом. Даже если какой-нибудь инженер или спортсмен дает интервью, ему простительны ошибки, ведь в своей сфере он достиг высот. Но когда деепричастные обороты неправильно употребляют журналисты, медийные личности, педагоги... Это просто преступление.

Выступающий не имеет права говорить на сленге, даже если он считает, что так он сможет увлечь публику. Недопустимо вставать на одну ступень с аудиторией, оратор должен быть выше на уровень в знании языка, в умении вести разговор, в подаче темы. Никакого снисхождения быть не может.

— Есть ли абсолютно грамотные люди?

— Насчет «абсолюта» не знаю. Но как бы ни жаловались на современную молодежь, есть умные, перспективные ребята. В моей молодости нас тоже ругали (смеется). На уроках я стараюсь заинтересовать ребят так, чтобы они вошли во вкус и стали сами разбираться и отвечать на свой вопрос: «Почему?».

Умение разговаривать и объяснять — это целое искусство. Как часто в спорах мы слышим фразу «да ты меня неправильно понял, я не то имел в виду»? Это не он тебя неправильно понял, это ты ему неправильно объяснил. Сократ говорил: «Заговори, чтобы я тебя увидел». Вот именно такая «видимая» речь — это, пожалуй, и есть абсолют. Мне на днях ученик сказал: «Знаете, я открыл Чехова — как будто глоток чистой воды сделал», — вот какое впечатление может произвести правильная, грамматически выверенная речь.

— А как говорят современные школьники?

— Нет какой-то усредненной модели — вот так говорят, а так не говорят. У них свой сленг, конечно. Чтобы их понимать, я смотрю молодежные передачи, современные фильмы. Иногда с отвращением (смеется). Но это нужно делать, чтобы понимать не только учеников, но и само время.

Хорошая устная и письменная речь у тех, кто много читает. Но не только то, что пишут в интернете, не только глянцевые журналы, а классику. Классику! Наша литература — это ларь, в который нужно нырять с головой. У нас так много современной «художественной макулатуры» — это какая-то интеллектуальная и духовная «жвачка».

БОльшая часть сегодняшних школьников читают мало. Но не все! Недавно говорила ребятам про «Сатирикон», вскользь упомянула рассказ Аркадия Аверченко «Дюжина ножей в спину революции», а одна девочка после урока подошла, начала задавать вопросы о произведении. Пожалуй, пока есть такие ученики, за судьбу русского языка можно не переживать.

Комментарии