Аритмичный протест
Как кино и театр возвращаются в центр идеологии и при чем тут Челябинск
Социальный взрыв в РФ в 2017-м году назрел и наконец ощутимо проклюнулся там, где, как водится, тоньше и ближе всего к массам — на экране и на сцене. Народными сборами и отзывами критиков лучшими фильмами года негласно признаны «Аритмия» и «Нелюбовь», а на сценах челябинских театров появляется то, что в свое время называлось смелым политическим высказыванием.
Дисфункциональная семья как часть такого же неуютного, негармоничного государства — то, что является объектом изучения и демонстрации как в «Аритмии», так и в «Нелюбви». Конечно, это не единственные громкие премьеры уходящего года, но, учитывая острую реакцию как в обществе, так и в комьюнити критиков и кинопроизводителей, картины вполне можно обозначить как диагностические и, соответственно, задающие тренд: кино (как, собственно, и театр) возвращается в центр идеологии и демонстрирует очень опасные (хотя пока еще и слегка косметически припудренные — для чиновников Минкультуры) процессы.
И Звягинцев, и Хлебников, кажется, совершенно намеренно лишают своих героев внятной духовной жизни и концентрируют повествование на их неуклюжей коммуникации с внешним миром. Персонажи «Нелюбви» и «Аритмии» отчаянно пытаются договориться — как с партнером, членами семьи, так и с внешней средой, государством. Переговоры получаются пока так себе: социум колюч и депрессивен, начальники — упертые эффективные менеджеры-роботы, не вникающие в суть проблем одного маленького человека; денег нет, и сил держаться — уже тоже. И если бы Звягинцев и Хлебников остановились на этом списке предлагаемых обстоятельств, то, в принципе, кино бы уже получилось, в обоих случаях. Но почему-то оба режиссера вводят в фабулу две дополнительных составляющих морального падения героев: в «Нелюбви» это отвержение полусумасшедшей матери как корень неумения строить отношения и с собой, и с окружающими; в «Аритмии» и того проще — старый добрый русский алкоголизм.
Честно говоря, «дополнительная» ущербность героев выглядит как извинительный реверанс: мол, не жизнь такая, а люди так себе. Плохонький народ у нас, слабый, ну а чего вы хотели — то Сталин, то война, то лагеря. Откуда уж тут взяться самоуважению и стремлению к свободе. И вот тут — самое слабое место этих фильмов: и Звягинцев, и Хлебников заведомо игнорируют так называемых нормальных и относительно здоровых людей ( к счастью, в российском обществе образца 2017 еще имеющихся, пусть и в невеликой концентрации) и выводят в качестве носителей социальных болезней персонажей, утомленных от жизни самой по себе, вне зависимости от ее качества. Хочется спросить: зачем, господа режиссеры? В стране четвертый год кризис, плохо почти всем, даже генетически и биологически успешным. И для того, чтобы котел закипел, необязательно регулярно заливать туда дешевое красненькое из пакета, как это делает врач скорой помощи «Аритмии», или рожать нелюбимого ребенка, как героиня «Нелюбви».
Впрочем, спишем этот поворот темы на необходимость компромисса со властью и обеспечения собственной безопасности. Когда художник попадает в центр идеологического поля, он неизбежно становится мишенью — и показательный во всех смыслах процесс над Кириллом Серебренниковым тому доказательство. Не как отдельный случай воровства «на культуре» (который, возможно, был, что должно доказать или опровергнуть следствие, хотя поди разбери, кто там крал, а кто просто ставил подписи), а как звено в цепочке событий, начавшихся со скандала с постановкой оперы «Тангейзер» (в 2015-м году) и подкрепленных недавней шумихой вокруг довольно нелепо сделанной, но при этом внезапно угодившей в сильно чесавшееся место «Матильды». В рамках этой статьи нет места напоминать подробности и проводить параллели, но суть понятна: если ты затронул неоднозначную тему (в «Ученике» Серебренникова легко считать и политический, и антиклерикальный подтекст), то по тебе сразу зазвонит колокол. Звягинцев и Хлебников, осознанно ли, нет, но все-таки вывели себя из-под удара: у них в мрачноватой картинке вселенной героя однозначно виноваты не столько политика, экономика, РПЦ, сколько нехорошие зависимости или семейная история. Мол, не кивайте на государство, сами вы кривые. А социум — всего лишь много вас: Россия — слабенький человек в миллионной концентрации.
А что с театром (за который, кстати, сейчас и отдувается Серебренников)? Сцена ближе к зрителю во всех смыслах, и в этом отношении очень хороша в качестве лакмусовой бумажки — в хорошем театре важные социальные процессы начинаются раньше, чем они в полной мере разгуляются в обществе. В Челябинске с театральной жизнью все в порядке и местами очень даже хорошо. Вообще, провинциальная театральная площадка обладает определенным духом свободы — это ведь не экраны по всей стране: заметности меньше, вольности, в связи с этим, чуть больше (денег, конечно, тоже меньше). Можно даже слегка куснуть с подмостков власть, что, кстати, недавно аккуратно, но очень чувствительно сделали в Театре Кукол: в спектакле «Мой муж Даниил Хармс» репрессированная большевиками героиня выдает следующий монолог: «Ни за какие деньги, ни за что — что бы мне ни дали, любые кольца, бриллианты — никогда в жизни я не увижу больше Россию! Хоть это моя страна, мне стыдно за нее»... Намек прозрачнее некуда. «Мы всего лишь транслируем текст — то, что сказала сама Марина Дурново Глоцеру (литературовед, автор текста, по которому написано либретто спектакля — прим. редакции). Но то, что жизнь в России сейчас не сказать что, конечно, приравнивается к тем годам, но идет куда-то в том направлении — этого я, безусловно, не отрицаю», — сказал режиссер Александр Борок.
Довольно дерзкая в политическом смысле постановка в этом году была показана и в рамках фестиваля современного искусства «Дебаркадер» — «Ты меня любишь, Соня Кривая?» Главная героиня — революционерка Соня Кривая, как известно, очень давно расстрелянная белогвардейцами, но в параллельной сюжетной линии показана её продолжательница — принципиальная и честная оппозиционерка, которая противостоит коррумпированному миру чиновников. К оппозиции у сегодняшней власти странное отношение, и в качестве каких-то положительных героев таких людей в произведениях массовой культуры показывать не очень принято. А тут героиня мало того, что главная, так является ещё и носителем идеала исключительной порядочности и вынуждает героя делать непростой выбор между ней и дочерью местного депутата, который является воплощением худших представлений электората о народных избранниках. В общем, идеологическая конструкция постановки простая и понятная.
Тренд очевиден — общество устало и просит перемен, и массовая культура будет отражать этот запрос, пусть и с небольшими понятными искажениями. На «Елках» и патриотических экшенах о православной Руси уже не выехать. Есть надежда, что в 2018-м году условный герой перестанет самоуничтожаться, бросит пить и заниматься трудоголизмом, оглянется вокруг ясными глазами и скажет: «Я закрыл счеты с собой, теперь у меня есть счет к государству, ибо оно не лучше и не функциональнее меня». И этот запрос будет еще четче, яснее, без прихватившей сердце от неожиданной смелости аритмии.