Ирина Духина:

«У челябинцев нет времени на искусство»

Искусствовед, критик и автор художественных проектов — о челябинском арт-рынке, его отсутствии, молодых художниках и торопливости сегодняшней жизни.

Ирина Духина, искусствовед, критик и автор художественных проектов.
Ярослав Наумков

Ирина Викторовна немного задерживалась. А меня осенило, что о новой экспозиции в Выставочном зале Союза Художников, где мы договорились увидеться, я не знаю абсолютно ничего, даже названия. И афиш по городу нет никаких. Смотрительница подсказала: «Выставка „Окна“». Пытаюсь найти помощь в «гугле», но кроме рекламы оконных компаний и новостей о ветхо-аварийном жилье, нет ничего.

— Вы извините, я всегда опаздываю, — почти выкрикивает искусствовед, поднимаясь по ступенькам.

— Ирина Викторовна, а что за выставка открывается? Никакой информации не нашла.

— А вы её нигде и не найдете, потому что её нет! Хотя выставка собрала интересные работы челябинских художников. Вот, например, работа Валентина Качалова — одного из самых сильных наших мастеров, он в Александро-Невской лавре делал мозаики. Он много работает для церкви, но неизменно возвращается в свою челябинскую мастерскую и продолжает блестяще работать как светский художник.

— Успешно?

— Я вас умоляю! Художники своей профессией в Челябинске почти не зарабатывают. Они живы каким-то чудом, честное слово. Можно сказать, им на роду написано вечное безденежье (улыбается). Кисти, холсты, краски, подрамники, мастерская — это все стоит ого-го сколько. Многие из художников преподают, но это тоже не те деньги, чтоб прям деньги, как вы понимаете. Хорошо, если с женой повезло, которая не пилит и не ноет каждый день. По-настоящему успешных финансово художников в Челябинске я не знаю. Их работы не покупают не потому, что они нехороши, а потому, что на живопись в городе практически нет спроса. Ценителей нет, если угодно. А голодные художники с очень талантливыми работами есть. Вот рядом с Качаловым висит картина молодой художницы...

— Подождите, эта «молодая художница», судя по подписи к ее работе, 1972-го года рождения. 44 года.

— И правда. Может быть, в том смысле, что еще не реализованная до конца.

— Реализовываться и до 90 лет можно.

— Можно. А что делать? Заметно интересных молодых — самостоятельно талантливых, со своей темой, узнаваемой индивидуальностью — практически нет. И это огромная проблема. С кем ни разговариваю сейчас, все делают выставки за счет мэтров. Третьякова с нами уже нет, Черкасова — нет, Качалову будет 70 лет... Но без них действительно хорошую выставку вообще не «собрать». Смена как-то катастрофически запаздывает, видимо...

Знаете, я как-то смотрела интервью с педагогом-словесником, и он сказал, что главная проблема школьников — неумение формулировать мысли: ни пересказ, ни ответ на вопрос, ни даже связное выстраивание фразы. У молодых художников ровно то же самое — они не могут остановиться и «сформулировать» себе художественную задачу.

Ведь в жизни человека происходит масса событий. И каждое из них он должен отрефлексировать, пережить. Дать себе возможность это сделать! И потом из этого родится масса новых эмоций и идей. А у людей нет на это времени: они зарабатывают деньги, трудно живут, куда-то вечно спешат... Но настоящие художники нахально могут себе это позволить. В этом ведь всё их великолепие! Художник запирается у себя в мастерской в полном одиночестве, сам себе дает задание, и пока он его не выполнит... Самое сложное — вовремя остановиться и не «записать», не испортить вершинный вариант. Это особое, очень художественное умение.

— Художники уходят в «смежные отрасли», в дизайн, например?

— Уходят... Жить же как-то надо. Но к живописи все равно возвращаются. Кстати, сейчас в художники вообще одни девочки идут, хотя это абсолютно мужская профессия. Я бы не смогла быть художником — меня все время куда-то «носит» (смеется) — а в этой работе нужны собранность и сосредоточенность абсолютно мужского свойства.

Не вижу ничего страшного в том, что художники становятся дизайнерами. И если он не забудет, что он Художник, то им и останется. Дизайнеры — это же не оторванные от искусства люди. Хотя, конечно же, это несколько иная профессия, чем станковое искусство — с другими задачами и большой внешней зависимостью.

— Получается, что арт-рынок в Челябинске практически отсутствует. Но художники все-таки есть. И они будут появляться, если... Если что?

— Если у общества будет осознание, что ему нужны художники. Люди могут эту свою потребность даже не формулировать, художники сами все поймут. Поймут, помогут по-новому посмотреть на мир и на себя в нём, Художник людям может столько всего дать! Этого никто почему-то не понимает. Но мне кажется, что сейчас наступает абсолютно новое время, с которым придет совершенно новое искусство. Художников, наверное, будут по-другому учить, а художники будут иначе работать.

— Изменятся классические каноны?

— Это вряд ли. Всё, что уже есть, конечно, останется. Куда деть античность? Без нее никуда. И классика останется. Но уйдут тошнотворный «недореализм» и другие скучные вещи. В соседнем зале сегодня выставлена современная ксилография — гравюра на дереве. Идешь по залу, а остановиться возле какой-нибудь работы не хочется. Общий уровень работ как-то усреднён. В этом искусстве даже нашими челябинскими «стариками» уже достигнут такой уровень, что к виртуозности и мастерству нужно добавить ещё что-то от века 21-го.

— А кого должны «зацепить» молодые художники?

— Если говорить уж совсем честно, то художнику зритель не очень-то и нужен! Для него главное — быть честным с собой и сказать то, что он хочет. Зритель — это потом. Конечно, хорошо, если работу купят — будет на что холст и краски приобрести.

— Кто сегодня покупает работы челябинских художников?

— Практически никто. Иногда коллекционеры что-то берут. Свои и заезжие.

Конечно, есть те, кто покупает работы наших художников как предметы интерьера. Но это настолько редко! Культура в нашем промышленном городе — это очень сложная история, практически неподъемная. Искусство никогда не помрет, а вот культура — это ещё вопрос.

— Это вопрос к новому поколению?

— Понимаете, культуру нельзя навязать. Пусть сегодняшние 20-летние живут, точнее, успевают жить. Пусть не голодают, в конце концов. К искусству они придут позже, если сейчас не пришли. Советские методы «учитель-ученик» уже не работают. «Сиди, сейчас я тебя научу!» — так больше не будет! Педагогам нужно учиться вместе со студентами, которые порой знают намного больше своих преподавателей. Мой 7-летний внук за то, что я посмотрю с ним какой-то анилиново раскрашенный мультик, поговорит со мной о жизни и научит какой-нибудь невероятно красивой новой компьютерной игрушке.

А один наш художник рассказал мне смешную историю из своей преподавательской практики. В классе за мольбертами работают студенты-первокурсники. Натура стоит, Учитель ходит по аудитории, наблюдает, и если ему не лень, может снизойти и поправить ученический рисунок. Подходит к одному студенту, берет карандаш: «Вот этот жест нужно вывести вот так и вот так». Первокурсник-салага подскакивает и обиженно орёт: «Вы мне рисунок испортили!». Понимаете? Раньше это была честь, когда мэтр подходит и что-то правит в неумелой работе. А тут...

— Может, это потому, что студентам, да и людям вообще, искусство кажется скучным?

— Они просто жить торопятся. Для того, чтобы современный человек остановился возле картины, нужно что-то добавить: либо название, либо какой-то текст (если его ещё читать будут). И это не вина людей, просто так жизнь сложилась. У меня сыновья работают на износ, на четырёх работах, ко мне заскакивают совсем ненадолго. Какие уж тут выставки? Им даже болеть некогда.

А художники вынуждены никуда не торопиться, но у них настолько интенсивная внутренняя жизнь! Мне некоторые говорят: «Вам везет работать с большими мастерами — у них на все случаи картины есть. Окна? Пожалуйста. Заводы? Вон на той полочке. Челябинск — на полочке с другой стороны. А я не такой. Я ещё не наработал. Мне пока не 90 лет». Но я понимаю, что у него это тоже всё есть, может быть, нет системы, и полочек в маленькой мастерской не хватает. И действительно — прихожу к «не таким» художникам, а там горы художественного материала! Художники часто сами не отдают себе отчета, как наполненно они живут.

— Если есть, куда сходить, то у горожан время найдется.

— А куда идти? У областного музея изобразительных искусств, по сути, гибнет великолепная коллекция живописи ХХ века, её просто не то, что выставлять, но даже хранить негде. В министерстве культуры пообещали, что через год-два у этой бесценной коллекции появится помещение. Ждём — не то слово.

Знаете, соседний Екатеринбург знает цену своим музеям, они там очень решительно передают Музею изобразительных искусств под его коллекции замечательные городские усадьбы. В Челябинске с этим сложнее. В популярных социальных сетях толковой информации о художниках и выставках нашего Союза художников нет. И думаю, это проблема, прежде всего, самого Союза художников. Вообще, Челябинску свойственна невероятная расточительность к собственной культуре и искусству.

Художники, уходя из этого мира, оставляют, как правило, серьёзное наследие, до которого, как правило, никому нет дела. Иван Афанасьевич Кучма, Николай Яковлевич Третьяков, Николай Иванович Черкасов. Их мастерские были уникальны, таких больше не будет. Живопись, графика, гравюрные доски и оттиски, эскизы и наброски, путевые альбомы и блокноты. Это были практически готовые музеи. Таких мастеров Челябинск больше не увидит. Это были «последние из могикан»... Нужно попытаться, успеть что-то сделать, как-то сохранить память о них. Начинается что-то кардинально иное, другое искусство, другие его связи со временем...

Мне бы уже сесть книжку писать, а я что-то загнанная, как савраска: то выставки, то чьи-то совсем скучные мастерские, то какие-то совсем мелкие хлопоты, с совсем мелкими людьми... А так хочется никуда не спешить.

— Может, это потому, что таких, как вы, в Челябинске нет больше?

— А, может, это и слава Богу? (Смеется). О какой конкуренции можно говорить? Профессионалов не хватает. Почти нет практиков- искусствоведов. Художественные выставки в миллионном городе делают, по сути, четыре — пять человек. Это куда годно?

— Значит, городу нужен хороший арт-менеджер.

— Да где ж его взять? Я бы ему помогала изо всех сил. Но он сломает себе шею, и его потом придется долго лечить (смеется). Причем его могут затоптать сами художники. Когда я работала в этом Выставочном зале, я не могла в своём рабочем кабинете повесить на стену работу, которая мне нравится. Потому что приходил другой художник и говорил: «А что это у тебя тут висит? Надо мою картину повесить!». Каждый художник для себя самого гений. И он по-своему прав. Нет определения «хороший художник» и «плохой художник». Искусство должно быть разным и его нужно очень много. Чтобы всем хватило. Ведь у каждого своё искусство. Есть искусство для галереи, а есть — для биеннале, для ценителя- коллекционера, и для обывателя тоже. Ничего не нужно запрещать или уничтожать.

— Вы застали три эпохи: советское время, перестройку и так называемую «Новую Россию». Когда-нибудь с челябинским искусством было всё хорошо?

— Мне с ним хорошо всегда (смеется). Конечно, с работой было трудно раньше: гнобили, доносы писали, работы с экспозиции снимали. Но всегда было интересно. А сколько народу было! Очереди стояли, в день было по 8-9 экскурсий. С ног от усталости падали. Сейчас совсем другое время, Но тоже очень интересное. Все эти мультимедийные приёмы обещают какие-то невероятные перемены в изобразительных искусствах. Мой старший внук, специализирующийся в науках точных и серьёзных, как-то посмотрел одну нашу выставку и сказал: «Ну и ерундой ты занимаешься, бабуль!». Но выставку похвалил...

Комментарии