Григорий Родченков (ну, если это он)

Всем лежать, работает любовь!

Что общего у Григория Родченкова с германским спортивным журналистом Хайо Зеппельтом — кроме фанатичной борьбы с российским спортом высших достижений? Новый облик бывшего антидопингового функционера, бежавшего из России в США, может дать неожиданный ответ на этот вопрос.

Григория Родченкова облачают в бронежилет. На лицо Родченкова наносят грим. Хотя бывшего директора российского Антидопингового центра, а в последние годы — жителя США, информатора WADA по российским спортивным делам — не узнать и без грима. Дело даже не в том, что исчезли усы: пластическая операция полностью изменила его внешность. «Предосторожности необходимы. Кремль хочет заставить меня замолчать», — поясняет Григорий Михайлович.

На экране — анонс большого интервью Григория Родченкова американскому каналу CBS. Наличие бронежилета перед походом в телестудию — не самый серьезный повод для удивления. Родченков очень опасается за себя. Опасается настолько, что даже недавнее интервью своему коллеге по разуму Хайо Зеппельту — немецкому спортивному журналисту, который со времен сочинской Олимпиады возгоняет тему допинга в России — он из соображений безопасности давал по телефону, безо всякой картинки.

«Если тебя так страшит месть Кремля — чего ради ты торгуешь своим новым лицом на крупнейшем штатовском телеканале?» — спрашивают в российских социальных сетях. Или еще проще — цитируя популярный сетевой коммент на случай: «Мальчик, ты идиот?»

При том, что ответить «отнюдь нет» — на самом деле несложно. Если предположить, что Родченков, при всех его фобиях, как раз сейчас не хотел ничего прятать. Наоборот: он захотел что-то показать.

Что именно? Понять это — еще проще. Если рядом с новым лицом Григория Родченкова разместить фотографию Хайо Зеппельта. Лучше всего из тех, где Хайо без усов — как основной зеппельтовский информатор теперь.

Григорий Родченков после «пластики» и Хайо Зеппельт

Конечно, можно сказать, что получившееся в результате пластической операции сходство Родченкова и Зеппельта — практически полное, насколько это возможно — чистая случайность. Или провести его по ведомству постмодернизма, тотальной игры всех и во все. Впасть, наконец, в тотальную же конспирологию — и предположить, что Григорий и Хайо сговорились для того, чтобы сбить с толку потенциальных мстителей.

Но с той же легкостью можно вспомнить, например, Гоголя: «Тарас Бульба», сын Тараса Андрий, ради панночки предавший и свою землю, и собственную семью. Еще ближе, наверное, будет Лукино Висконти, снявший почти полвека назад конгениальную Томасу Манну «Смерть в Венеции». Пожилой композитор (одна из лучших ролей Дирка Богарта) на склоне лет влюбляется в ангелоподобного юношу. Уже пораженный смертельной болезнью, он — в попытке обновления — делает приблизительно то, что сотворил с собой Родченков. Может быть, не настолько радикально. Но с однозначным трагическим финалом. От которого Григорий Родченков, что бы он ни думал — далек. Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб он был здоров.

Легче, однако — да и честнее — будет признать, что Григорий Родченков пошел дальше любой классики. Встав перед необходимостью замены изображения в зеркале — оставим в стороне рассуждения об осмысленности процедуры, — беглый антидопинг-директор полностью слился со своим соратником по борьбе с язвами российского спорта. Слился в чем-то гораздо большем, нежели самовозбуждаемая уверенность в том, что в этом самом спорте нет практически ничего, кроме этих самых язв.

Оставив позади свою страну и свое лицо, Григорий Родченков перестал скрывать самое дорогое, что может быть у людей. А именно: сильное, глубокое чувство. То, что сильнее даже страха за собственную жизнь — страха как такового, вне зависимости от объективных для него оснований.

«Так поражает молния. Так поражает финский нож». По-хорошему, перед лицом такого поражения остается только забыть все возможные обиды и украденные победы. Понять. И по возможности простить.

Всем лежать. Работает любовь.