На корабле беженцев: куда плывет «Дебаркадер»

В Челябинске проходит третий фестиваль современного искусства «Дебаркадер-2017. Арт-переворот»

Корреспондент «Челябинского обзора» посетила три локации фестиваля «Дебаркадер-2017. Арт-переворот» и убедилась, что метамодернизм — это не страшно, а человечество стоит на пути превращения в закоренелых индивидуалистов.

Владимир Спешков

Поэтическая воронка

Лестница восточной башни Краеведческого музея, обшитая стеклом, камнем и металлом — идеальная звуковая воронка, в которой гул толпы превращается в смерч. Именно здесь идейные вдохновители «InВерсия. Нарратив и деконструкция» — программы, посвященной современной поэзии — решили устроить перфоманс с говорящим названием «Пролет».

В полдень прибыла публика, густо расползлась по всей лестнице, облепила перила и углы, создав некую живую акустическую стену. Поэтический десант во главе с не нуждающимся в представлении Константином Рубинским подоспел чуть позже и занял верхнюю площадку. Сначала неуверенно, робко зазвучала первая строка из уст первого участника перфоманса, затем за этой нотой покатились речевые аккорды, воздух завибрировал, началось движение: поэты, молодые и не очень, примелькавшиеся на всякого рода культурных городских тусовках и совсем неизвестные, шли вниз по лестнице, мерно начитывая стихи, закручивая звук по спирали, наращивая гул: фраза за фразой, строфа за строфой, интонация за интонацией. Распознать текст в этой воронке было почти невозможно, отчетливо удалось услышать лишь: «Как пройти в соседнюю дверь, направить солнце в револьвер, и что случится в твоей голове..» (поэт Николай Звягинцев) и «Ахтунг, ахтунг» (авторство установить не удалось).

Когда иссяк последний звук, а последний в цепочке поэт исчез за последним лестничным поворотом, наступила оглушающая тишина. Но через тридцать секунд ее взорвал общепоэтический рык откуда-то из подвала:

— Гул затих. Я вышел на подмостки. Прислонясь к дверному косяку, я ловлю в далеком отголоске, что случится на моем веку!!!

После того, как прозвучала последняя строчка всем известного произведения Пастернака, зрители неуверенно захлопали. Затем все, и публика, и исполнители, спустились с лестницы и вышли на улицу. В общей сложности, перфоманс длился минут пять, а то и меньше.

— Ты что-нибудь расслышал? — спросил подросток лет 15-ти своего друга.

— Нет. Почему они не дали им микрофон? — грустно вопросил товарищ.

«Они» — организаторы перфоманса — обсуждали случившееся тут же, рядом.

— В конце концов, возник соборный эффект, и Пастернака услышали все! — делилась с собеседницей впечатлениями куратор поэтической программы фестиваля Наталья Санникова. — Вообще, это эксперимент. И, по-моему, он удался. Мы только что видели, как коммуникация может быть временной, мучительной, драматичной, и наоборот — может быть вдохновляющей.

Константин Рубинский пояснил, что «Пролет» — это чистой воды импровизация: «Лестница — это своего рода метафора пути поэта. InВерсия — это своего рода лаборатория, создание арт-вещей. Одну мы создали только что — поэты не репетировали этот проход перед зрителями, они были абсолютно спонтанны».

— Я как будто побывала в вакууме, — делится впечатлениями от пережитого поэт Инна Домрачева из Екатеринбурга. — Я шла в воронке звукового хаоса, и не слышала никого, даже себя. И гости нас тоже не слышали.

Видимо, коммуникация поэта со слушателями на открытой площадке действительно может быть мучительной.

Лекция о нарративе: корабль приплыл, конец света откладывается

После поэтического перфоманса оставшаяся публика — человек тридцать — переместилась в кинозал музейно-выставочного комплекса, где их ждал Андрей Пермяков, известный критик, поэт и прозаик. Он прочел лекцию «Корабль приплыл. Об одном стихотворении Владимира Иванова и чуть-чуть о метамодерне». Рассказал о будущем нарратива (нарратив — изложение взаимосвязанных событий, представленных читателю или слушателю в виде последовательности слов или образов — прим. редакции) и о том, что ждет нас в пространстве метамодернизма.

Надо отдать должное Андрею Пермякову: на примере не самого известного обывателю стихотворения (о метафорических кораблях Колумба и индейцах) он самым что ни на есть подробным образом объяснил, почему постмодернизм превратился в мейнстрим, отчего человек наигрался в игры слов и чем грозит нам всем то, что путь входа творца в искусство стал очень легким.

— Писать — это долго и трудно, а записать видео и выложить в сеть — быстро и доступно, — говорит Пермяков. — Таким образом, современный человек получил массу возможностей для творчества и одновременно массу каналов получения информации. Ее научились извлекать буквально из всего! Что это нам всем принесет? То, что общий нарратив сократится, а люди начнут переходить к индивидуальным историям. Уже никому не интересно узнать что-то о мире, каждый хочет знать только о себе.

При этом, подчеркивает Пермяков, в контексте метамодернизма характерно то, что люди перестали бояться гипотетического конца времен: «Никто уже не говорит о закате истории. Но при этом мы боимся будущего! Ведь развитие технологий приобрело такие скорости, что уже никто не знает, что будет через несколько лет. Мы не боимся конца света, но не знаем, что будет с этим светом. И, охваченные этим чувством, бредем в потоке информации, пытаясь расслышать, отыскать свою, нужную только нам историю».

Интересующиеся могут подробно ознакомиться с теорией на сайте metamodernizm.ru, где, в частности, есть вот такие емкие сентенции: «Поколение метамодернизма осознает, что мы можем быть ироничными и искренними одновременно; одно необязательно должно притеснять другое...Каждый раз, когда энтузиазм метамодернизма качается в сторону фанатизма, серьезность направляет его обратно к иронии; в этот же момент ирония колеблется в сторону апатии, и тогда серьезность — равновесная сила — движет ее обратно в сторону энтузиазма».

«Разговоры беженцев»: история в трех измерениях

Этот спектакль был заявлен как громкое событие «Дебаркадера-2017», и автор этих строк намеренно не читала в интернете ни строчки о «Разговорах беженцев» перед тем, как посмотреть. Ради чистоты эксперимента, разумеется: коль обещано, что история будет разыграна в реальных декорациях — на челябинском железнодорожном вокзале — то и погрузиться в переживание хотелось безо всякого ненужного предвосхищения.

На вокзале зрителям раздали наушники и велели ходить за человеком с красным флажком, среди обычных пассажиров и полиции. Когда в наушниках зазвучал брехтовский текст на два мужских голоса, провожатый повел толпу по закоулкам, эскалаторам и вокзальным кафе. Так, по неясному маршруту и двигались пятьдесят человек, пока не заметили двух молодых мужчин, чьи движения губ были синхронны с текстом в ушах. Актеры Сергей Волков и Максим Фомин демонстрировали нечто среднее между этюдом и читкой — следуя нити пьесы, рассуждали о быте, любви, политике, власти, при этом жуя «Доширак», покупая пиво в столовой, играя в гигантские шахматы на втором этаже вокзала. Пассажиры, кстати, особенно не удивлялись. Продавец в кафе, правда, потребовала паспорт, усомнившись, можно ли столь юному молодому человеку просто так продать хмельной напиток.

Как рассказал автор идеи Константин Учитель, такая форма — представление на вокзале — реализована впервые в мире. «Разговоры беженцев» получили номинацию на «Золотую маску — 2017» в конкурсе «Эксперимент», спектакль до Челябинска был сыгран на вокзалах Москвы и Санкт-Петербурга.

— Идею мы вынашивали порядка полутора лет, а на постановку ушло около 1,5 месяцев, — сообщил Учитель. — Должен заметить, что у вас замечательный вокзал и очень комфортная публика. Когда мы выступали на ленинградском вокзале, все было куда более приближено, так сказать, к реалиям жизни.

Самое прекрасное, что было в этой форме — существование истории в трех параллельных измерениях: стоило снять наушники, и глазу зрителя представали самые обычные парни, шатающиеся по вокзалу и о чем-то порой увлеченно, порой вяло беседующие. Если при этом еще отойти от толпы на приличное расстояние — казалось, что присутствуешь на тайной вечере или сборе тихих папарацци, не слишком рьяно преследующих каких-то знаменитостей. Стоило включить звук и подойти совсем близко к актерам — и начинало казаться, что ты внутри события: перед тобой стоит немецкий беженец с детскими глазами, и ты не просто подсматриваешь, ты становишься частью этой истории. И даже не знаешь, как это назвать: спектакль? перфоманс? реальный театр?

— «Разговоры беженцев» — это спектакль: в нем есть исполнитель, есть адресат. Да, он проходит не в архетипических декорациях, а на вокзале, открытое пространство которого и является точкой доступа для зрителя, — говорит актер Максим Фомин. — Но это не суть важно, главное — чтобы зритель нас услышал, и в Челябинске это вроде бы произошло.

Кстати, исполнитель второй роли — Сергей Волков — является лауреатом «Золотой маски» за роль самого знаменитого писателя и драматурга в спектакле театра Ленсовета «Кабаре Брехта». Впрочем, об этом никогда не узнают пассажиры, сидевшие на челябинском вокзале поздним вечером 18 сентября, и недоуменно взглядывающие на толпу, зачарованно следующую за двумя молодыми людьми, одетыми в спортивные костюмы. «И, охваченные этим чувством, бредем в потоке информации, пытаясь расслышать, отыскать свою, нужную только нам историю»...

 

Комментарии