Самый русский фильм

kinopoisk.ru

«Три билборда на границе Эббинга, Миссури» с 1 февраля выходит в российский прокат. Фильм, претендующий на несколько основных «Оскаров», еще до появления в кинотеатрах нашел в России многих неравнодушных зрителей. И дело тут не только в искусстве кино.

«Моя дочь изнасилована и убита». «Ни одного ареста». «Как это так, шериф?» Таково содержание, собственно, трех билбордов на въезде в городок Эббинг, штат Миссури. Так начинается обычная история — не столько американская, сколько универсальная. В том числе, разумеется, и отечественная.

Глубокая провинция. Мать — продавщица в магазинчике сувениров — одна с двумя подростками: муж давно ушел к молодой, совсем молодой. Дочь, поругавшись с матерью, хлопнула дверью и ушла в ночь. Домой больше не вернулась. Ее труп находят на окраине Эббинга — истерзанным и подожженным.

Свидетелей нет. Зацепок нет. Подозреваемых — совсем нет. Нет и движения по делу, уже почти год. Город маленький, полицейских мало, шериф крут и уважаем, но у него свои проблемы. Нет, никаких предубеждений: полицейские белые и пострадавшая семья — белые. Нет, никаких подводных камней: чистое, беспримесное убийство девушки каким-то ублюдком, пойди его еще найди. Нет, извините, искать не будем — некого. Какие отпечатки пальцев у всего мужского населения Эббинга — вы что, мамаша, с ума сошли?

Да и мать — не то, чтобы столп городского общества. Нет, не асоциальная, но и ничего особенного. Не хуже, не лучше любого из нас. Все очень ей сочувствуют, никто для нее сделать ничего не в силах. Извините. Никто — ничего.

До тех пор, пока мать не продает старый тракторный прицеп бывшего супруга. И на все вырученные деньги не заказывает в единственном рекламном агентстве своего городка вот эти самые билборды.

Сюжет начинается так. Если прекратить спойлерить — что будет дальше? Про что кино?

Дальше для убитой горем героини будет самое трудное. Понять тех, кто на той стороне. Вот этих полицейских из твоего города. Ленивых, коррумпированных под завязку — и не столько кэшем, сколько горизонтальными связями со всем окружающим Эббингом. С дантистом, со священником... да просто с родителями тех детей, которые ходят в ту же школу, что и твой сын. Полицейских, повязанных в единую сеть с общественным мнением — которое, разумеется, чаще всего оказывается рядом с сильными, если они не особо репрессивны в быту, а иногда могут чем-то и помочь.

Если, конечно, не лень, и дело твое — не дохлый номер. Вот как у той, кому не повезло. То есть у тебя.

А понять тебе с этим самым номером надо как раз вот этих самых полицейских. Которые на твой прямой вопрос об актуальных тонкостях межнациональных взаимоотношений прямо тебе и отвечают, что уже много лет пытки негров в участке — не в ходу. Потому что, согласно последним тенденциям, в полиции нельзя пытать «негров». Только «цветное население». А негров — нельзя. Вот таких людей понять, с таким юмором. Который уже и не юмор даже, а просто мировоззрение.

Но если тебя интересует не мировая справедливость, не борьба с апартеидом и коррупцией в целом, а просто твое собственное, кровное дело — их придется понять. Не вчуже, не на расстоянии. А примерно как себя.

А поняв — достать до печенок. Совершенно неизобретательно. И временами — вполне противозаконно. Но не попасться и достать. Причем не попасться не потому, что им неохота прижучить ту, кто их достает. Просто пока они соберутся прижучишь, ты их уже достала. Изнутри. Потому что поняла, как себя.

А достав и увидев, что это такие же люди, как и ты — придется немного, совсем на чуть-чуть, стать такими же, как и они. Только не по службе. Не по служебной лени, коррупции, предубежденности к чужому. А самой по себе.

«Три билборда...» — очень российская история о том, как и почему на твою сторону становится все то, что было против тебя.

Даже круговая порука полицейских, просто забивших на твое дело; глухарь, висяк, как у них это там за рубежом?

Потому что — как следует из «Трех билбордов» — побеждает не тот, кто прав. Хоть бы ты и был кругом прав. Но неудачные обстоятельства, злонамеренные копы, косные соседи. А в Москве, то есть в Вашингтоне, и особенно в областном центре вот этого конкретного штата — ну сами же знаете, кто сидит.

Но при всем при этом побеждает и не тот, кто неправ. Хотя в первоначальной диспозиции на неправой стороне — закон. Его служители. Весь репрессивный набор, связанный с законом и его служителями. И вдогонку — общественное мнение, носителей которого откровенно заколебали твои поиски справедливости.

А побеждает, на самом деле, тот, кому больше всех надо. В данной конкретной ситуации. Каждой из них.

Если дело победителя еще и справедливо — что ж, значит, миру повезло. Но чаще всего окажется так, что к изначальной правоте добавится изрядный груз совершенно противоположного.

Для того чтобы показать, насколько разнятся закон и справедливость, «Три биллборда...» выворачиваются внутри себя лентой Мебиуса. Очень плавно, очень постепенно. Но смотришь — и те, кого всеми правилами жанра принято ругать, вдруг становятся совсем не уродами. А та, кто борется за собственную правду — бесспорную, трагическую, очевидную — сама начинает съезжать с катушек и творить в городке черт-те что. Настолько, что смотришь и думаешь: «А за что ей, вот такой, справедливость? Ее вообще нынче трудно достать, справедливость-то. Есть куда более достойные, хоть любого вокруг возьми». Потом, правда, приходишь в себя. Но как представишь, каково с ней соседям по Эббингу...

И, наконец, наиболее далеко заходящий посыл «Трех билбордов...» — к закону не имеющий абсолютно никакого отношения. Если тебе вдруг не попался твой собственный гад, — значит, стоит объединиться со вчерашним врагом-полицейским, поехать с ним в соседний регион и достать гада с аналогичным анамнезом, о котором ему стало известно в ходе расследования твоего дела (да, сдвинулось, пусть и по-прежнему мало толку). Тогда, может быть, кто-то достанет твоего гада. Точнее, не «тогда» — просто «может быть».

Ты одолеешь гада — тебе одолеют гада. Или кому-то еще. А потом, может, и тебе. Гад-кроссинг. Светлое обещание справедливости. Или кровавое колесо беззакония. Как кому.

В любом случае, это очень плохая мораль. Вплоть до ее отсутствия. Та самая, по которой — не дай бог, но так и живут. И точно не только в Эббинге. Совсем нет.