Как зоозащитники Челябинской области пытаются изменить сферу добычи животных

Охота — процесс, отношение к которому в современном обществе было и остается (возможно, и останется навсегда) крайне неоднозначным. Для одних это — недопустимое кровавое живодерство, для других — азарт и страсть на всю жизнь. Один мой родственник, например, большую часть жизни охотился на уток и зайцев. На вопрос, зачем, ответа даже особого и нет: «Да просто нравится».

Есть и сугубо практический аспект — регулирование численности разных видов. Если убрать эмоции и остаться с суровыми фактами — что же меняется в этой сфере?

Охота как процесс довольно жестко регулируется на законодательном уровне. Куча сводов, правил, цифр, показателей. Один из самых важных — квоты и лимиты по добыче разных видов. В этом году с началом осенней охоты эти лимиты — самые минимальные за последние годы. Благодаря планомерному понижению планки в регионе ежегодно увеличиваются популяции животных, рассказывают в Минэкологии Челябинской области. К примеру, в охотничьих угодьях региона численность особей барсука по отношению к 2017 году увеличилась на 24%, бурых медведей — на 14%, лосей — 49%, рысей — 114%.

«При этом процент добычи диких животных в регионе гораздо меньше от заявленных лимитов. Так, на протяжении 2017–2020 годов ежегодный лимит добычи медведя в области устанавливался на уровне 11,20–11,94%. Фактически добывалось лишь 3,68–5,2% медведей от общей их численности», — добавляют в ведомстве.

На сайте Минэкологии также есть статистика, которая показывает изменение численности разных видов зверей и птиц. К примеру, можно сравнить статистику за 2020 и 2021 годы.

Сведения о численности охотничьих ресурсов за период с 1 апреля 2019 года по 31 марта 2020 года (по охотничьим угодьям):

Сведения о численности и распространении охотничьих ресурсов с 1 апреля 2020 года по 31 марта 2021 года (по охотничьим угодьям):

По данным видно, что динамика неоднородная. За год, к примеру, сократилась численность горностаев, зайцев, сильно упала численность кабанов (с 4,6 тысяч до 3,5), лисиц. Есть и положительные показатели — например, выросла популяция лосей, рысей, волков. Примерно в тех же пределах (даже чуть-чуть со знаком плюс) осталась численность медведей. Конечно, причинами уменьшения численности могут быть не только охота, но и вырубка лесов, природные катаклизмы, эпидемии. Где-то убыло, где-то прибыло. Как же устанавливаются пороги, согласно которым можно отстреливать животных?

«Самое главное — найти такой баланс, чтобы при регулировании численности популяции животных их количество могло расти в геометрической прогрессии. Поэтому на основании рекомендаций ряда ученых и специалистов Челябинская область подбирает такой процент, чтобы не наносить вред экосистеме. К сожалению, в результате активной деятельности человека весь мир сталкивается с нарушением природного баланса, и наша задача — регулировать данный процесс, чтобы не допускать увеличения одной популяции путем снижения другой. Также Министерство экологии проводит работу с фондом зоозащитника Карена Даллакяна „Спаси меня“. Мы прислушивается к их рекомендациям, чтобы как можно меньше наносить вред животным и охотничьим ресурсам. С целью сохранения животного мира на своем региональном уровне вводим дополнительные и более жесткие требования к правилам охоты», — прокомментировал заместитель министра экологии Челябинской области Виталий Безруков.

По данным «Союза обществ охотников и рыболовов» Челябинской области (Облохотрыболовсоюза), за 2020 год охотхозяйства региона посетили более 300 тысяч охотников. Инспекторами и сотрудниками выявлено 147 сообщений о совершенных административных правонарушениях правил охоты и рыболовства. Добывают больше всего из пернатых — уток, за ними с большим отрывом — рябчики и лысухи. Среди зверей чаще всего охотятся на лисиц и косуль, а также зайцев.

Мы хотели запросить комментарий у Облохотрыболовсоюза по поводу снижения квот и лимитов на добычу, однако на момент публикации получить его не удалось. Зато своим мнением поделился один из южноуральских егерей.

— В целом снижение лимитов и квот особо не сказывается. По нашему охотхозяйству это не сильно заметно. Не все охотники готовы тратить большие деньги на получение разрешения. Так что эти лимиты полностью все равно не используются, — комментирует охотовед Алексей. — Что касается зоозащитников, мы с ними напрямую не взаимодействуем. Но на границе нашего хозяйства находится государственный заказник, там они приходят, что-то снимают, исследуют. Людям, которые негативно к этому относятся, а их с каждым годом все больше и больше становится, я на это отвечаю: вот у нас по улицам куча людей ходят в шубах норковых, дорогих мехах. И на фоне такой промысловой добычи, на фермах, то, что охотник взял официально разрешение и разово для себя что-то подстрелил — это мелочь. Он добывает что-то для себя, а не в производственных масштабах.

А насчет браконьерства — люди, мне кажется, стали что-то осознавать. Я по своему опыту сужу, раньше много браконьеров было, а сейчас все меньше и меньше. Может, влияют штрафы, ужесточение наказания, уголовные преследования, а, может, стали как-то ответственнее относиться.

А вот мнение со стороны зоозащитников, которые долгие годы пытаются бороться с истреблением животных. Приведем позицию челябинской предпринимательницы и зоозащитницы Екатерины Карпенко:

— Хотелось бы в целом мнение узнать зоозащитников по поводу охоты. Понятно, что оно негативное, но тут вопрос, скорее, как это воспринимается: как, может быть, необходимое зло в каких-то дозах или как что-то абсолютно неприемлемое?

— Я бы хотела поделиться опытом, который мы ведем в фонде зоозащиты «Спаси меня», и что мы, зоозащитники, наблюдаем. У нас есть определенные нормы, которые касаются пользования охотничьими ресурсами. Охраной редких животных занимается государство в лице Росприроднадзора. Есть у нас и крупные зоозащитные организации, фонды, иностранные в том числе — WWF, «Гринпис». Российские фонды — это, в основном, частные инициативы, которые пока не объединены ни в какую ассоциацию. И которые развиваются исключительно тем, что либо небольшие субсидии получают (и то не везде), либо развиваются на частные пожертвования.

То есть, по сути, у нас достаточно много законов и сфер регулирования пользования животным миром, но очень мало инициатив, законов, сообществ — в том числе поддерживаемых со стороны государства — которые бы работали не столько на охрану животного мира (потому что любой охотник горячо отстаивает позицию, что они в том числе охраняют животный мир), а, я бы сказала, на позицию пересмотра использования животного мира. На позицию совместного сожительства с животным миром в уважении, понимании.

Охота — это годами, может быть, столетиями сложившаяся практика, которая по многим пунктам себя уже изживает. В этическом плане — если говорить о любительской и спортивной охоте — стрелять в живое существо, обладающее чувствами, нервной системой, своей семьей, своим домом, в современном мире, где общество требует все больше гуманности — это просто уже для многих людей неприемлемо и отвратительно. Поэтому я не совру, если скажу, что все зоозащитники категорически настроены против любительской и спортивной охоты. То есть против убийства ради хобби и развлечения. Убийства, когда ты видишь в прицеле своего ружья, например, семью глухарей, и кто-то один из них погибает. Или когда медведицу убивают, а медвежата остаются сиротами. Понимаете, само общество меняется, и само понимание что можно делать, и что нет — тоже меняется.

Конечно, они могут говорить: куда мы денем сотни тысяч людей, занятых в индустрии охоты? А мы скажем, куда: когда поменяется позиция на исследование этого мира и природы, на создание научных центров, на развитие заповедников, экотроп, на восстановление экобаланса, эти же люди — охотоведы, биологи, те, кто занимается спортивной одеждой, оборудованием — они прекрасно найдут место на новом рынке труда.

— Ведется ли какая-то работа, взаимодействие с союзом охотников, Минэкологии, конкретными представителями этого сообщества? Может, зоозащитникам за последние годы удалось добиться в этой сфере чего-то? Допустим, снизить лимиты на конкретные виды?

— Мы участвуем в круглых столах против браконьерства, знаем, с какими проблемами сталкиваются у нас и инспекторы природоохранных территорий, и охотхозяйств, и там немеренная еще сфера остается для прояснения. У нас не создаются буферные зоны между охотхозяйствами и заповедниками. У нас инспекторы особо охраняемых территорий до сих пор не имеют права на собственную самозащиту. Устаревшая техника, недостаточные заработные платы — все это демонстрирует достаточно слабую природоохранную отрасль, слабо экипированную. Как законами, нормативами, так и кадрами, научно-исследовательскими площадками.

Чего мы добились? Например, наша позиция по рысям привела к тому, что в этом году уже не выделены квоты на ее добычу. Ведь это редкое животное — у нас на Урале оно присутствует, а во многих регионах нашей страны рысь занесена в Красную книгу. Мы хотели бы добиться поднятия темы по пересчету численности волков, потому что это очень важный хищник, а так исторически сложилось, что сильно уничтожаемый. В некоторых регионах за убийство волка даже платят. Это же все нарушает экосистему. Мы по-прежнему порой с безответственностью относимся к тем редким ресурсам природы, которые есть. Это, кстати, и порождает то, что мы встречаемся с крайним невежеством и у более старшего поколения, и у молодого по отношению к природе. И вы могли видеть новости, что частные лица держали у себя медвежат. Это говорит о том, что люди абсолютно не представляют, что такое медведь — это очень опасное животное. Его нельзя содержать в частных руках.

— У охоты есть чисто практическая функция — регуляция численности животных, которые могут быть опасны для человека, борьба с болезнями и эпидемиями. Но есть ли более гуманные способы борьбы?

— Регулирование численности, кроме отстрела, конечно же, есть, — продолжает Екатерина Карпенко. — Нужно посмотреть опыт советских времен. Во-первых, это ассимиляция других видов, когда, например, увеличивается баланс хищников и прочих животных. Бывает, что отменяется совсем охота, мораторий вводится на каких-то территориях для того, чтобы посмотреть, как животные сами себя начнут «регулировать». Вы знаете, ведь от того, что человек вмешивается в эту деятельность, и появляется со временем дисбаланс. К примеру, дисбаланс копытных приводит к тому, что становится меньше хищников.

Мы с Кареном Даллакяном в 2016 году — с чего, в общем-то, началась моя зоозащита — боролись против живодерского фестиваля капканной охоты на бобров. Частное охотхозяйство в Свердловской области, видимо, настолько бездумно сконцентрировалось на теме разведения бобров, что их там вместо 250 семей 500 семей стало. Естественно, когда идет такое перенаселение, бобры начинают излишне валить лес, перегораживают реки, вода становится более теплой, соответственно, и рыба гибнет, которая должна водиться в более холодной воде. Это определенный дисбаланс, но, еще раз повторюсь, созданный искусственно в данном конкретном охотхозяйстве. И что мешало отслеживать ситуацию годами? Они же не в раз появляются, эти 500 семей. И они решили регулировать численность капканами, еще и объявили фестиваль. Зоозащитники со всей страны стали писать письма. В итоге фестиваль был отменен. И еще раз вопрос: а кто регулирует и кто отслеживает, чтобы не было такого бездумного перенаселения животных, искусственно созданного человеком?

Одна из острых ситуаций сейчас в стране у нас по амурскому тигру. Государством предпринимаются меры по увеличению численности амурского тигра — при этом безжалостно вырубаются места его обитания. Мы это знаем по тому месту, где у нас живет тигр Жорик в Хабаровском крае. Все охотоведы уже бьют тревогу, что вырублены столетние дубы, вырубается маньчжурский орех, кедровые, которые являются кормовой базой для копытных, на которых охотится тигр. В этом году еще усугубилась ситуация африканской чумой кабана, поэтому тигры выходят к людям, к деревням, они сосредоточились вокруг населенных пунктов, потому что им есть нечего в тайге. И мы уже не знаем, как поднять эту тему. В этом году многие зоозащитники страны поставили себе цель: выйти на нашего председателя правительства Мишустина и сказать ему: «Установите мораторий на рубку леса в местах обитания амурского тигра». Все, хватит. Потому что мы одной рукой что-то делаем, спасаем, а другой рукой безжалостно уничтожаем.

Вот в развитии такого зоозащитного сообщества, в создании сильных ассоциаций, фондов, которые бы услышало наше правительство, и есть наша цель.