«Чтобы узнать историю страны, начните со своей семьи»

— Когда вы начали изучать историю своей семьи?

— Еще в детстве я достаточно хорошо для ребенка знал и понимал, кто я, из какой семьи. Старинные фотографии висели у мамы в спальне, мне было интересно, к тому же дедушка мне многое рассказывал, а я расспрашивал...

— Но между детским знанием и серьезным увлечением есть разница.

— Безусловно. И мне всегда хотелось узнать больше. В чем-то мне повезло. Наша семья смогла сохранить семейные архивы. А моя дочь серьезно занималась большим теннисом, и около семи лет назад мы переехали в Прагу, так было лучше для ее тренировочного и соревновательного процесса. В итоге у меня появилось достаточное количество свободного времени и сил, чтобы как следует заняться изучением истории своих предков. Начиная с элементарной расшифровки переписки. Это оказалось не так-то просто. Иногда только на одну страницу уходило по два-три дня.

— Почему?

— Во-первых, элементарно не очень разборчивый почерк. Да вот, посмотрите сами (открывает одну из походных тетрадей генерала Калитина), видите? Во-вторых, это все-таки дореволюционный язык, грамматика. В третьих, нужно знать старые географические названия, по тому же Туркестану или Закавказью. Много деталей. Работать с архивами, документами можно только очень вдумчиво, усердно, чтобы никто и ничего не отвлекало. Но чем дальше, тем мне становилось интереснее. А знания — они имеют свойства накапливаться.

— Когда к вам пришло понимание, что семейные архивы — это хорошо, но мало, поскольку среди ваших предков есть исторические фигуры?

— Практически сразу. Начал делать запросы в Москву, в государственный военно-исторический архив. Работа с госархивом —дело для терпеливых. Каждый запрос — это история на полгода. Делаешь запрос, затем они откликаются. Если нашли, спрашивают «надо?» — «Надо. Сколько стоит» — «Столько-то» — «Высылайте счет». Они высылают счет, ты оплачиваешь, и ждешь, когда придет справка, порой всего-то на пару-тройку листов сухого текста. Но главное, что, как правило, в такой справке есть послужной список и награды, а также состав ближайших родственников человека, его семья. То, что мне и было нужно.

— Что кроме военных архивов? Не все же ваши предки воевали?

— Верно. Делал запросы в другие архивы, например, в Санкт-Петербург, где один из моих предков заведовал в свое время всеми женскими гимназиями города, и в его честь была введена именная стипендия для самой, как бы теперь сказали, малообеспеченной ученице.

Наверное, самое интересное все же в деталях. Приведу пример. Мне довелось расшифровывать переписку генерала Калитина с генералом Глазовым, министром народного просвещения в 1904-05 годах. Они переписывались 15 лет. К сожалению, сохранились только письма Калитина к Глазову (видимо, нашли архивы Глазова, и там были письма от Калитина). Но тем не менее — письма доверительные, два боевых генерала, товарища. Там столько исторических фактов, деталей, нюансов. Я уверен, что до меня ее вряд ли кто читал.

— Почему?

— Во-первых, вряд ли в то же советское время был серьезный интерес к переписке белогвардейского генерала. Во-вторых, мой прапрадед был после контузии, и его почерк был еще более неразборчив. Он даже извиняется в одном из писем за это перед Глазовым.

Много фактов из личной жизни. День свадьбы, двое детей, умерших младенцами от болезней в Ашхабаде. Или кого российские генералы звали меж собой «Тамерланом».

— И кого же?

— Алексея Николаевича Куропаткина, Туркестанского генерал-губернатора, военного министра России в 1898-1904 годах, главнокомандующего в войне против Японии, и двоюродного брата Петра Петровича Калитина. Получается, Куропаткин — мой двоюродный прапрадед.

С именем генерала Калитина связаны все успехи Российской империи в присоединении Средней Азии. Он участвовал в каждом походе, и не потерпел ни одного поражения. Начиная с первого похода на Хиву в 1873 году, когда Петру Петровичу было всего 19 лет. Он, будучи вольноопределяющимся (сейчас бы сказали — доброволец) получил за него свой первый, еще солдатский Георгиевский крест. Это был четвертый по счету поход русской армии в те края, но первый удачный. Затем — Коканд, Самарканд, Бухара и так далее — и везде только победы

— Когда вы поняли, что по сути перешли от изучения истории семьи к изучению истории России, пусть лишь в какой-то ее части?

— Наверное, понимание этого и подвигло меня на написание и издание двух книг, которые можно назвать в том числе и энциклопедическими. И если первая книга («Калитины. Страницы жизни») посвящена скорее истории моей семьи, и, наверное, ее я изначально делал для себя, то вторая («Генерал Калитин. Страницы жизни») — через меня проходило все больше и больше информации, просто изобилие материала. Когда я осознал, что держу в руках, то понял, что обязательно издам еще одну книгу, четко осознавая, зачем и для кого она будет предназначена. Многое из той эпохи вообще-то в школе должны изучать — это ведь было во многом время побед Российской империи...

— Что кроме архивов и библиотек вы использовали в качестве источников знаний?

— Так получилось, что я смог побывать практически во всех местах, как говорится, боевой славы и дальнейшей жизни генерала Калитина — Кавказ, Турция, Болгария, Греция, Франция. Причем не всегда специально получалось — ту же Турцию я проехал (Эрзрум, Гиресун, Трабзон) благодаря другим обстоятельствам. Но тем не менее.

Франция, кстати — это уже период эмиграции. В апреле-мае 1927 года княгиня Мещерская открывает Русский дом в Сент-Женевьев де Буа, и он был в числе первых, кто был приглашен в этот дом. А умер он 6 июня, прожив там всего около месяца. И, вполне возможно (об этом говорят и источники, и временной промежуток), что его могила стала одной из первых на этом кладбище, ставшем потом знаменитым.

А какие-то книги со статьями, оригиналы изданий той эпохи я приобретал, вплоть до аукционов.

— Но как вы узнаете, где что продается? Это же весьма специфическая информация для понимающих в этом людей...

— Интернет нам в помощь (улыбается). Когда я начал изучать материал, готовиться к написанию книг, то стал активно общаться с учеными, историками, преподавателями, и российскими, и иностранными. Они понимают реальную ценность того материала, что оказался у меня в руках. И скорость нашего обмена информацией просто огромная.

Очень сильно мне помог один историк из Волжска — Андрей Клушин. Я, правда, его никогда в жизни не видел. Познакомились по интернету, ему стало интересно, и мы с ним два-три года общались, и продолжаем общаться.

А многие архивы, в том числе очень значимые (как тот, что передала в свое время в Россию китайская эмиграция), можно найти и в оцифрованном виде. Так я нашел огромную справку по Виктору Ивановичу Грибановскому, полковнику казачьих войск, который был мужем старшей дочери генерала Калитина. Он, кстати, будучи уже в эмиграции, участвовал в одной из экспедиций Николая Рериха...

— Так или иначе, изучая историю своей семьи, событий, в которых ваши предки принимали непосредственное участие, вы, что называется, перелопатили огромное количество материала. Поменялось ли в результате ваше отношение к событиям тех лет — вторая половина 19-го века — начало 20-го?

— Конечно! Полностью переосмыслил.

Во многом, для меня те годы — это история великих побед Российской империи, к которым имели прямое отношение мои предки. Но все, что случилось в итоге, тоже закономерно. По-другому быть не могло. Все вытекает одно из другого. Наверное, вплоть до сегодняшних дней. Если ты обладаешь этими знаниями, то вполне можно спрогнозировать и то, что нас ждет в будущем. Будущего без прошлого не бывает.

Работая на материалом, я задавался вопросом: если выйти на улицу и спросить сто человек, знают ли они имя своего прапрадеда, вряд ли много ответят утвердительно. Как правило, мы помним своих дедов. Они, в свою очередь, помнили своих дедов. Но как вы думаете, почему наши деды про своих дедов не рассказывали?

— Не знаю.

— Инстинкт самосохранения — самый первый у человека. В советское время, просто чтобы не прервался род, для многих тема предков, живших до революции, была под запретом. Понимаете, ведь все жили в империи, а те, кто служили — получается, служили в Белой гвардии. И в один прекрасный момент они оказались по большевистским понятиям изменниками. Говорить о них, вспоминать, быть их родственником, было просто опасно. Вот и молчали, боялись...

В Первую мировую войну Кавказский фронт был для Русской армии самым успешным — по сути, ни одного поражения, но в учебниках истории, по сути, лишь одна строчка — в 1916-м году русские войска взяли Эрзрум. И всё. А имя генерала Калитина знало только узкий круг историков. Я задался вопросом: почему?

— И?

— Знаете, по сравнению с большевиками наша желтая пресса, да и пропаганда, просто отдыхают. Я убедился в этом, еще работая с газетными архивами в Праге (там сохранились экземпляры всей эмигрантской прессы, в частности, «Русское время», «Возрождение» и т. д.). У меня была возможность сравнить то, что публиковалось в Европе и то, что в эти же годы печатали большевики. Большая разница. Большевики — это просто прародители современных пиарщиков.

А Калитин — он генерал царской армии, и успешный генерал. Так зачем его упоминать вообще? Вот, Брусилов перешел на сторону красных — и мы все знаем про «брусиловский прорыв». Вот вам и ответ.

— Вообще-то вы очень везучий человек. Во-первых, вам крепко повезло с предками. Во-вторых — у вас есть возможности — средства и время — для того, чтобы изучать историю своей семьи, своей страны. Но что делать другим семьям? Нужно ли им изучать историю своих семей, своих предков?

— (удивленно) А как иначе? Человек, который знает свой род, что стоит за его плечами (а ты это порой ощущаешь физически) — у нег другая система ценностей, обязательств. Он никогда не позволит себе низкого поступка, потому что ты просто сгоришь со стыда. Это не только ведь твое имя... То же самое относится и к своей стране. Чтобы знания о ней, о её истории были глубокими, наверное, надо начать со своей семьи. Историческая память, настоящая, осознанная гордость за страну без всего этого невозможны.