Влад Михель:

«И в Москве есть проблемы с доступностью искусства»

Андрей Ткаченко

«Культзавод» — образовательная платформа, созданная в Челябинске для развития современной культуры. Здесь проводятся лекции, ридинг-группы и открытые показы спектаклей и кино. Создатель и куратор проекта — 21-летний Влад Михель, молодой художник и лектор. Как это работает в индустриальном Челябинске?

— Для чего это нужно — разбираться в искусстве? «Чтобы что»?

— Да, зачем вообще изучать какое-то современное искусство, когда у нас разбитые дороги и зарплаты нет? Есть зачем. Дело в том, что современное искусство концентрирует в себе такое многообразие идей и практик, что, постепенно так или иначе начинаешь соотносить их с собственной жизнью. Ты переосмысляешь пространство вокруг себя — и меняешь его по результатам переосмысления. Это важно. Само оно не поменяется — оно меняется только через людей.

— Давай сформулируем: что такое современное искусство?

— По версии американского арт-критика Артура Данто, искусство — это «воплощенный смысл». Отношение формы и содержания друг к другу вечно изменялись: раньше форма была значительнее содержания, теперь на первый план вышла идея. Помнишь знаменитый писсуар Дюшана? — там формы нет вообще. Он ничего не сделал, но содержание вложил огромное. Так вот чем больше содержания и чем меньше формы, тем это более «современное искусство».

Проект начался в сентябре 2018 года, за это время ребята провели более 40 лекций, три ридинг-группы, три показа современных спектаклей. В среднем на лекции приходит около 20-30 человек.

Ребята близко сотрудничают с андеграундной галереей ОкNo

— Почему ты в Челябинске, а не в Москве?

— У меня была идея создать такую институцию именно «в глубинке»: я тогда жил в Москве и на контрасте понимал, что в уездных городах проблемы с доступностью искусства, интересом к искусству, его пониманием. На самом деле проблемы с этим есть и в Москве, но там это более доступная сфера: есть образовательные программы при музеях, чаще всего бесплатные. Мне было неважно, какой это будет город. Почему именно Челябинск? У меня были корни здесь, я просто решил пустить их глубже.

— У тебя тут связи? Ты кооперируешься с нашими творческими ребятами?

— Мы существуем на базе галереи современного искусства «ОкNо» и студии-театра «Манекен». Изначально предполагалось, что «Культзавод» будет открытой платформой, куда мы будем приглашать разных лекторов, в том числе из других городов, однако, этот опыт оказался не совсем удачным, а потому на сегодняшний день «Культзавод»  это всего два-три постоянных лектора.

«Культзавод» проводит: лекции (публичные и индивидуальные), показы, «Литцехи» — лекции-читки, и ридинг-группы. Ребята рассказывают и об изобразительном искусстве, и о театре, о литературе и кино, о музыке и архитектуре. Ключевыми темами всегда остаются современная культура и искусство и пути к их осмыслению.

— Что такое ридинг-группы?

— Это открытое обсуждение текста, связанного с теорией искусства или философией. Вещь, которая, насколько я понимаю, в Челябинске никогда не внедрялась. Набирается группа людей, им выдаются тексты, они читают и пытаются в них разобраться. Потом собираются вместе и обсуждают прочитанное с модератором. Чаще всего тексты философские или искусствоведческие. Те, что самому порой сложно понять. Так как это книги все-таки, мы читаем их по частям: делим одну ридинг-группу на четыре встречи, в течение которых предполагается, что участники прочитают книжку.

— И это имеет успех?

— Определенный интерес есть. На мой взгляд, для Челябинска мы набираем достаточно большие группы: на первое занятие приходит человек 15, это сравнимо с количеством участников ридинг-групп в той же Москве. Другое дело, что до конца курса остаются единицы: людям гораздо легче слушать, чем говорить. Говорить они чаще всего боятся, боятся сделать ошибку или сказать глупость. Поэтому в ридинг-группе не доходят до конца. Аудитория «Культзавода» это и взрослые люди, и студенты. Есть постоянные слушатели — 10-15 человек, которые стараются ходить на всё. Много школьников, особенно сейчас, летом — когда взрослые в отпусках, а студенты на сессиях.

— Слушай, это же все сложные и глубокие темы. Неужели школьники их «тянут»?

— На самом деле, школьники порой разбираются в современности гораздо лучше взрослых. С малых лет у них есть доступ в Интернет, значит, доступ ко всему, что происходит в мире здесь и сейчас.

— Ты родился не в Москве. Поехал туда учиться? И вернулся в Челябинск?

— Я переехал в Москву два года назад получать образование в сфере современного искусства. Так уж вышло, что в России, кроме столицы, этому учиться негде. И даже в Москве это всего три-четыре институции частного характера, что-то вроде дополнительного образования или курсов.

В этом пространстве проходит большинство Культзаводовских встреч 

Влад учился в институте современного искусства «База» под началом Анатолия Осмоловского, известного акциониста 90-х, сегодня — влиятельной фигуры в российском современном искусстве.

— Обучение в подобных местах чаще всего платное (в среднем около 80 тысяч в год), но я договорился с директором института Светланой Басковой (кинорежиссеркой, супругой Осмоловского), что первый семестр поучусь бесплатно (полный курс обучения длится 2 года, 4 семестра). Невыразимо ей благодарен. Проучился семестр, сказал «спасибо, простите, до свидания», и благополучно отчалил из института. Института, которому я невыразимо благодарен.

— Как это было? Краски, палитры и творческие встречи с художниками?

— Было бы наивно ожидать этого от курсов по современному искусству! Нас сразу бросили в философию, психоанализ и невероятные тексты на русском, английском, немецком — теоретические и критические по искусству, — в лекции, из которых ни слова не понятно. Там ты глубоко осознаешь, что искусство — это не красивая картинка, но огромное содержание, которое необходимо перелопатить. Я проучился там один семестр и нашел те ниточки, за которые нужно дергать, чтобы вытянуть и понять все остальное. И ушел: во-первых, мне по-прежнему было нечем платить, во-вторых, я взял оттуда все, что хотел: инструменты для самостоятельного движения.

Встретив нас в галерее, Влад провел нам полноценную экскурсию

— Чем еще ты занимался в Москве?

— В Москве я устроился на работу смотрителем в музей «Гараж». Кем обычно работают начинающие художники? Смотрителями, билетерами в музеях, в лучшем случае экскурсоводами. Это необходимо, чтобы зарабатывать на собственное искусство. Смотритель в «Гараже» — это совсем не то, что засыпающая бабушка в Эрмитаже. Это медиатор — человек, который становится посредником между зрителем и произведением. У смотрителя «Гаража» есть ответы на все вопросы: в какие часы работает музей, сколько лет художнику и сколько у него детей, в чем смысл этой работы. Посетители музея — это самые разные люди, здесь тебе и многодетные мамы из какого-нибудь Брянска, и московские олигархи, и люди с особенностями развития, с инвалидностью, слабослышащие. Чтобы общаться со слабослышащим, нужно выучить азы жестового языка, чтобы общаться с людьми с ментальной инвалидностью, необходимо знать, как и на что они реагируют.

— То есть ты для работы в «Гараже» жестовый язык учил?

— Да, и не только, но это не то же самое, что язык жестов. Нужно отдать должное музею «Гараж»: для сотрудников регулярно проводятся тренинги, в том числе и по жестовому языку.

— А здесь ты как оказался? Какие планы?

— Моя фамилия Михель, дедушка был немцем. Сейчас у меня в планах вернуться на родину предков по программе репатриации. В связи с чем активно учу немецкий язык. Начал еще в Москве в русско-немецком доме, затем съездил на языковые курсы в Дрезден. Но жить в Москве, работать в музее, обеспечивать себя жильем, еще и учить язык для меня неудобно и очень дорого. Другое дело Челябинск — город тихий, спокойный, а главное дешевый. Потому я и решил на некоторое время вернуться.

— Ты уедешь. А что с «Культзаводом»?

— Пока вопрос. Конечно, я надеюсь, что появятся люди, которым будет интересно продолжить начатое. Но пока у нас много насущных планов, сейчас мы на «Культзаводе» работаем над летней программой, на которую, скорее всего, наберем какое-то количество волонтеров.

— Что собираетесь делать летом?

— Планируем организовать «Зеленую школу»: заняться вопросом просвещения в сфере экологии и переработки мусора. Забота об экологии сейчас пренебрежительно именуется «веянием моды», но, если это действительно во благо, почему бы и не поплыть по этому модному течению? Очень важно, рассказывать людям о реальных экологических проблемах и способах их решения. Есть вещи, которые может сделать любой, и которые реально отразятся на нашей экологической ситуации. Это и пресловутое разделение мусора, и замена несчастных целлофановых мешочков на тряпичные. Для меня это принципиальный вопрос. Казалось бы, можно успокоить себя тем, что, дескать: «Я разделяю мусор — я молодец», а на остальных — закрыть глаза. Нет, нельзя: я живу здесь, среди чужого, не моего мусора, среди летающих по улицам чужих мешочков и пакетов, дышу вредными испарениями. И я не хочу продолжать в этом жить. Потому буду активно настаивать на своей позиции и пропагандировать идеи разумного потребления и переработки.

— Челябинску как городу «Культзавод» нужен?

— Как городу? Ну... Пожалуй, может быть, совершенно не... нет, вру. Конечно, нужен. Город — это что? Люди. Какие люди — такой и город. Нужно вкладываться в человеческий капитал. Нужно вкладываться в людей. Никто, кроме людей, ничего не изменит.

— Как доступно, на твой взгляд, донести идеи современного искусства?

— Современное искусство не похоже на то, что висит, скажем, в Третьяковке: «Так как это может быть искусством?». Но за последний век мир изменился до неузнаваемости. Еще лет 100 назад никто не помышлял ни о компьютерах, ни о смартфонах: почему же искусство должно продолжать двигаться по старому пути, если все изменилось? Искусство — такая же живая материя, как и все остальное. Возникают новые форматы и техники: инсталляция, перформанс, видео, веб-арт и т. п. И это полностью вписывается в то, что происходит сейчас с человечеством. Проблема современных зрителей в том, что они оторваны от современности: делают вид, что ее не существует, не понимают и не хотят понять. Им гораздо легче держаться за прошлое и оглядываться назад, чем идти вперед. Но нам пора.