Telegramы продолжают поступать

Чему научила Россию неделя блокировки популярного мессенджера

inosmi.ru

«У кого есть telegram?» — спросил я у ребят, собравшихся под Биробиджаном на форум «Территория действий». Руки подняли почти все. Хорошие ребята, из всех районов Еврейской автономной области. Глазастые, умнющие, желающие подняться в социальных лифтах. Даром, что сидят в районах не самого продвинутого региона. Но умнющие и желающие.

Спросил со сцены, поскольку читал им какую-то лекцию про то, как строить свою — либо свое? — личное media на основе тех ресурсов, которые есть у них под рукой. А именно — мобильного телефона, который имеет куда больше технических возможностей, чем самая продвинутая редакция времен Уотергейта. Ну, это когда нагнули целого президента США настолько, что его отправили в отставку; вдруг не в курсе — погуглите, если не в курсе, еще можно.

То, что эти засранцы снимали каждый недостойный публичности жест и сопровождали его произнесенными со сцены — и потому вполне легальными — цитатами из меня же, но так, чтобы лектор (то есть я) выглядел конченым дебилом, — я узнал много позже. «Бть» сказал, разумеется. Но в целом порадовался. И потому, что в большой семье не щелкай клювом клац-клац — раз. И особенно — два, — тому, как они превращали любое высказывание в полноценный мем. Даже мемас. Превращали и рассылали по группам вот этой самой «Территории». К которым меня, спасибо за заботу, допустили после того, что я им нес со сцены. Реально, спасибо.

Было то в феврале нынешнего года. За два месяца до того, как Роскомнадзор, слава ему, научил почти все продвинутое население страны пользоваться даже не удаленным доступом, не обходом блокировок — а словами, которые до того в лексиконе подавляющего большинства жителей страны и не ночевали.

Кто не знает, слова — сами по себе — очень и очень важны. Особенно слова специальные. Ну, возьмем девяностые и после: не должна была вся страна знать, что такое «зачистка». Это весьма специфический термин, из лексикона ноль целых столько-то там десятых процента населения. И отнюдь не повседневного лексикона.

Так же и сейчас: знание про «впн» и «прокси» — не самое распространенное. Просто потому, что не из повседневной жизни. Теперь, однако, об этом знают почти все, кто пользуется интернетом не для рецептов и не для виртуальных потрахушек. Затеяв блокировать Telegram, Роскомнадзор — ведомство, за предыдущие годы обеспечившее два-три десятка тысяч блокировок, — за одну неделю разогнался до пары десятков миллионов адресов. Цели, правда, не добилось: Telegram у автора этих строк на пару дней ушел под прокси, а теперь пашет безо всяких приблуд, и всем того желает. Зато сетевым сервисам банков — к примеру, Райффайзену — и прочих повседневных кликов досталось по полной программе. Среди упавших некоторое время наблюдался даже сайт самого РКН. Браво. Браво. Ура.

Конечно, можно вспомнить анекдот про кузнеца-онаниста — который положил свое хозяйство на наковальню и получал огромное удовольствие, когда промажет. Но лучше все-таки поговорить о природе власти. Как таковой.

Власть может быть всякой. Буквально — какой угодно. Убьет один кучу народа по всей Европе, в том числе шесть миллионов за пятый пункт, — все равно потом найдутся те, кто скажет: «Зато строил автобаны и придумал основы европейского союза». С маленьких букв, чтобы большой Евросоюз не осерчал. Убьет другой кучу народа — так и сам я скажу: «Но ведь войну выиграл». Без упора на то, что можно было бы по-другому. Возможно. Ну, хотя бы в режиме «допустим, что». И это все равно не оправдание, первым же понимаю. Правда. Но — выиграл же.

Потому что вышесказанное — не к спору о том, какой может быть власть. А для констатации того, какой она быть не может.

Какой угодно может быть власть. Только одной быть не может. Не должна. Потому что самой природой власти это противопоказано: быть смешной.

Не про Никиту даже Хрущева речь — патентованного палача, под начальством Иосифа Сталина требовавшего больше и больше репрессий на вверенном ему участке работы. Но слетел он не за разоблачение тов. Сталина — точнее, общей ответственности за репрессии. Не отрицая и свою, собственную ответственность. А под удобным предлогом: волюнтаризьм. Абстракцисты, пид...асы, ботинок в ООН (на самом деле, не было ботинка, но who cares), за вот это вот все.

Следующий — Леонид Брежнев — сам, по своей воле выставил себя на осмеяние. Не тем, как он правил поначалу, лет десять с копейками. А с тем, чем запомнился после того.

Немощь — институт скорее почтенный, чем поругаемый. Дряхлость при власти — уже не институт, а просто повод для поругания. «Застой», утвердившийся в перестройку, в общественном сознании во многом опирался на «сиськи-масиськи» и «сосиськи сраные». Для молодых: так Леонид Ильич, согласно многочисленным анекдотам, произносил слова «систематически» и «социалистические страны». Но надо признать, что bons mots про Брежнева весьма неплохо отражали реальность его последних лет.

Дальнейшие похороны вождей с траурным шагом в год разве что усилили общую трагикомедию. Смешного, однако, не отменив. То, что Леонид Ильич оказался отнюдь не самым плохим правителем — чье наследие проедаем до сих пор, а прос...рать будем еще дольше, — многие поняли только в последние годы. А для разрушения страны и этого было достаточно.

Ergo: власть не должна быть смешной. Что в данном случае означает: объявляем репрессию — репрессируем. По полной программе — вполне возможно, справедливо осуждаемой потомками. Но: не хотим, либо не можем репрессировать — не объявляем. Все остальное есть шоу на потребу электората. И еще неизвестно, чьего.

Если нам не нужен интернет — так вы скажите, дорогие предержащие. Так и скажите: мы, волк из «Ну, погоди», будем гонять этого зайца до тех пор, пока вокруг него ничего не останется. Вот как в популярных ныне мультипликационных мемасиках на тему. Что характерно, лично я пойму. Типа закон есть закон. И у вас закон, а у нас — уже сложившаяся жизнь. И мы до поры до времени посмотрим, кто кого. По крайней мере, я вот погляжу. Со всеми своими сетевыми привычками.

А до того — определим по-простому. Роскомнадзор, получив судебное решение по Telegramу — и споспешествовав блокировке всего, что можно, и еще ну совсем немножко того, что нельзя, — несколько десакрализировал власть. Все остальное — по воле власти: готова ли она терпеть вот эту самую десакрализацию.

Судя по всему — готова.

Вывод делается по одной простой причине. То, что Роскомнадзор сделал с остальным, отдельным от Telegramа Рунетом — пока что никаким репрессиям не подверглось. Хотя, казалось бы, девятнадцать миллионов заблокированных адресов — и это на момент написания данных строк — просто взывают к тому, что либо мы, Милостию Божиею, уже настучали по башке тем, кто это допустил. Либо — все идет по плану, как пел отнюдь не помазанный автор. И — согласно другому такому же автору, — «значит, так надо».

Если все так и надо — вопросов нет. Скажите нам громко. Что все эти наши интернеты — не услуга (впрочем, провайдеру оплаченная, да кто ж это учтет), а милость сверху. Хотим — разрешим. Хотим — уберем. Либо же — тоже вариант — не услуга, а осознанная Милостию Божией необходимость. Для всех, для каждого, и пусть обиженным уйдет только выявленный нарушитель нормального, офлайнового законодательства. Желательно в наручниках. Обязательно — за конкретные деяния: терроризм, подготовка к нему и иже со всем с этим. И уж точно без проблем для законопослушных пользователей.

Но, если вы уж объявили войну конкретному мессенджеру, — сделайте так, чтобы он не был доступен досужей публике. Или хотя бы не позорьтесь. А если опозорились — то всегда есть ответственный, которого можно выдать публике. С именем, фамилией и даже должностью. Мы поверим. Мы во все верим. Только скажите, кто сделал из вас коллективного петросяна. Мы поймем. И даже одобрим.

До следующей блокировки, разумеется. Но лучше так, чем никак.

А пока — по гениальной формулировке времен «пятилетки похорон» (гуглим, не стесняемся, еще можно), — телеграммы продолжают поступать. Кстати: пойду, проверю, что там упало. Наверняка же что-то важное.